Ассасин
Шрифт:
— Есть. — Мне протянули и сигарету, и зажигалку.
Забыв о том, что хорошо бы спросить разрешения у Лайзы, забыв о самой Лайзе, я подошла к занавеске, отодвинула ее и открыла форточку.
Стоя у окна, подумала, что моя жизнь изменилась гораздо сильнее, чем я предполагала. Сизый дым тонкой струйкой тянулся наружу, растворяясь в предрассветных сумерках.
Что же дальше? Или это все? Какая может быть борьба, когда у тебя в запасе пятнадцать дней, зачем она? Получается, снова в Корпус? Жить там целый год?
А если я не вернусь, то умру. Прекрасный выбор, не правда ли?
Болело сердце, болела голова, болели от непролитых слез веки.
«Что лучше? Пятнадцать дней на свободе или триста шестьдесят дней в Корпусе?» Задаваясь этим вопросом, я уже знала на него ответ. Осталось потушить сигарету и кое о чем спросить. Я вернулась на стул.
— Линдер, у меня пара вопросов.
— Задавай.
— Если в моей голове уже стоит ловушка, значит, преследовать меня не будут?
— Нет, они уже все сделали. Теперь им все равно, что именно ты выберешь.
— Хорошо. — Прежде чем вновь раскрыть рот, я помолчала. — А ты можешь заглушить голоса?
Несколько долгих секунд мужчина размышлял и буравил меня взглядом, пытаясь разгадать мои намерения.
— Но ты все равно умрешь…
— Я знаю. — Неужели я так быстро смирилась? — Так можешь или нет?
— Да, приглушить их я могу.
Впервые за все время нашего разговора я испытала облегчение.
— И я перестану слышать «зов»?
— Слышать — да. Чувствовать его затылком все равно будешь.
— Но он не будет влиять на мою волю?
— Почти нет.
Я поерзала на стуле и приняла удобное положение. На меня смотрели как на идиотку.
— Ты… ты хочешь, чтобы я это сделал?
— Да.
— Приняла окончательное решение?
— Точно.
— А хватит ли у тебя денег, чтобы оплатить мои услуги?
— Хватит, — обронила я коротко. — У меня достаточно денег, приступай.
Глава 4
Начиная с того дня, который Рен провел в баре Pools&Guns, он пил три дня — жестко, беспробудно, не просыхая.
Многочисленные запасы спиртного в баре кабинета закончились в тот же вечер, и пустые бутылки так и стояли на столе и подоконнике, несколько валялось на полу, одна закатилась под кровать.
Антонио молча приносил в кабинет все новые упаковки с алкоголем, ставил их на стол и, глядя на лежавшего в кресле Рена, укоризненно качал головой. Затем, не говоря ни слова, он выходил из комнаты, чтобы через сутки снова вернуться с новой порцией яда, что теперь безостановочно вливал в себя его хозяин.
Иногда Рен просыпался, несколько минут смотрел на стены и потолок, не мог вспомнить — кто он и что здесь делает, затем его покрасневшие глаза натыкались на стоявшие на столе бутылки, и все повторялось по кругу.
В одно из таких пробуждений он внезапно обнаружил перед собой Дрейка.
— Декстер, что происходит? — жестко спросил тот.
С трудом разлепив губы, Рен сумел выдавить из себя лишь короткое:
— Дрейк?
Затертая алкогольной дымкой память мешала понять, почему видеть лицо начальника было неприятно, но Декстер отчетливо почувствовал, как звенящую от боли голову наполняет злость.
— Рен, в чем дело? Я не припомню, чтобы видел тебя в таком состоянии раньше.
Подчиненный неуверенно поднялся с кресла, потряс головой и, присев на краешек стола, в упор посмотрел на начальника.
— А я тебе что-то должен?
Представитель Комиссии нахмурился. Он уже четвертый год работал с Реном и знал его как ответственного, исполнительного, знающего себе цену профессионала. Всю грязную работу тот проделывал холодно, всегда умел отстраниться от эмоций, никогда не допускал потери контроля над ситуацией, даже если та была более чем сложной. Что же произошло теперь? Какая муха его укусила? В последнем ответе Дрейк уловил непривычные интонации и тут же напрягся. Что это было — презрение?
Будучи хорошим психоаналитиком, он примирительно произнес:
— Нет, Декстер, ты мне ничего не должен. Я просто заглянул посмотреть, как у тебя дела.
— Отлично, — отрезал тот зло и закурил.
Дрейк нахмурился сильнее.
— Может, скажешь, что заставило тебя пить трое суток подряд?
— У меня выходные, не так ли?
— Да, последнее задание ты выполнил блестяще. Новой работы пока нет, но она может появиться в любой момент, ты это знаешь.
Упрек, прозвучавший в последней фразе, лишь разжег подступающую ненависть.
— Когда появится новая работа, я буду готов выполнить ее. Ты тоже это знаешь.
И Декстер усмехнулся, почувствовав секундную растерянность начальника.
— Вообще-то я пришел сюда как друг, а не как враг, и не собираюсь читать тебе нотации. Но намекнуть на то, что происходит, ты можешь? Проявить, скажем, долю уважения.
— Если уж ты пришел ко мне в гости, скажи, друг, что вы сделали с Эллион? Какой приговор она получила?
Ага, вот, значит, где собака зарыта — Дрейк недобро прищурился.
— Приговор Комиссии не разглашается и обсуждению не подлежит.
— Да я не собираюсь его оспаривать, просто хочу знать, какой именно приговор ей вынесли? — Рен начал медленно закипать. Он и сам не до конца понимал, зачем спрашивает об этом, но остановиться уже не мог.
— Я не могу тебе этого сказать.
— Да ну? Не можешь проявить «долю уважения»?
— Декстер!
— Что — Декстер? Сначала «друг», теперь вдруг не «друг»? Быстро ты меняешь позиции!
Лицо начальника приобрело зловещее выражение, челюсти сжались, а глаза потемнели от гнева.