Астронавты (худ. В.Калашников, А.Ермолин)
Шрифт:
— Профессор, — повторил я громче, — где... они?
Он понял, подошёл ко мне. Окошко его шлема было в тени, и каска с торчащими сетками радароскопов, к виду которой мы уже привыкли, сейчас вдруг поразила меня. Мелькнула безумная мысль: «Действительно ли это Арсеньев, мой товарищ, человек?..» Но в следующее мгновение я увидел за стеклом шлема его ясные, светлые глаза.
— Они исчезли, — сказал он.
— Как? Каким образом? Все?..
— Этого я не знаю. Больше ни о чём не спрашивайте сейчас. Индукционный аппарат показывает, что где-то недалеко проходят подземные кабели...
— Поэтому мы остались здесь?
— Да,
Помолчав, астроном добавил:
— Сейчас мы должны разойтись. Каждый отойдёт на четыреста шагов и по спиральной линии вернётся на то место, где мы сейчас стоим, всё время стараясь обнаружить акустическое эхо. Кто найдёт его первым, даст другому знать красными ракетами. На радиосвязь полагаться нельзя. Всё ясно?
— Да.
Он повернулся и двинулся крупными, лёгкими шагами. Я постоял ещё секунду, потом взглянул на гирокомпас и направился в противоположную сторону.
Свой радиоаппарат я выключил. Сапоги гулко стучали по каменным плитам. Эхо шагов раздавалось в пустоте с удвоенной силой. Приближаясь к стенам, сверкающим холодным блеском, я видел свою неясную тень на мостовой. Я шёл, как мне приказал Арсеньев, двигая в обе стороны устьем аппарата, и считал шаги. Отсчитав четыреста, повернул обратно. Пока мне не удалось ничего обнаружить. Красный глазок внутри шлема — указатель радиоактивности светился слабо, что говорило лишь о незначительных следах излучения, но его свет усиливался, когда я приближался к стенам. Я поднял голову. Там, выше, стены резко обрывались под чёрным как смоль небом. Я шёл ещё с минуту, когда вдруг услышал за собой шаги.
Это не было эхо.
Всё моё лицо покрылось потом. Теперь я был уверен, что за мною кто-то идёт, и этот «кто-то» — не человек. Я неожиданно остановился — шаги утихли; шагнул вперёд — они раздались снова.
Меня охватил гнев. Обернувшись, я сорвал с плеча лучевое ружьё, навёл его и, наклонившись, как для прыжка, принялся вглядываться вглубь улицы. Она была пуста. В тусклом сиянии виднелась она вся, суживающаяся вдали и сливавшаяся с другими отсветами. С минуту я тщетно вглядывался, потом перекинул ружьё через плечо... и услышал звук шагов... Поднял ружьё... шаги раздались снова... Ну да! Звук, который я принимал за шаги, издавала пряжка ремня, ритмично постукивавшая о складки комбинезона, а я принимал этот близкий, у самого уха, шелест за эхо шагов.
Пристыженный, я повернулся. В этот момент над зданием один за другим появились три красных огня. Они вспыхнули и начали медленно спускаться, таща за собою хвосты пурпурных искр. Я прибавил шагу и вскоре увидел Арсеньева: он стоял на эллиптической возвышенности.
— Кажется, здесь, — сказал он.
Мы свернули в сторону. Там открывался неглубокий тоннель; его устье было похоже на выгнутую книзу, разверстую пасть кита. Сходство усиливалось висевшими над входом короткими стеклянными шипами или клыками. Внутри было темно. Арсеньев включил фонарик и вошёл, я — за ним. Дорога вела вниз по наклонной поверхности, извивавшейся спиралью.
Мы спускались долго. Иногда в стенах открывались овальные отверстия других тоннелей; тогда Арсеньев взглядывал на стрелку индукционного прибора: мы шли всё время по следу невидимого кабеля. Вдруг мы услышали совсем другой звук: под ногами был металл Путь преградили три большие трубы, идущие от стены к стене. В просвете между ними струился колеблющийся свет Мы с трудом протиснулись под самой нижней трубой. Я влез первым и зажмурился, ослеплённый.
Перед нами была залитая светом наклонная дорога. Ещё шагов двадцать, и появился большой зал. Потолок его переливался рассеянным зеленоватым блеском, как поверхность моря, освещённая солнцем. Свет равномерно то усиливался, то ослабевал. Зал был круглый, с двух сторон ограниченный выступающими откосами. Хорошее освещение позволило мне убедиться, что замеченное мною ещё в тоннеле не было ошибкой: тонкая плёнка глазури на каменных стенах доказывала, что здесь когда-то пылал небывалый жар. Под откосами лежали не расплавившиеся до конца цилиндры из белого вещества, похожего на фарфор. С потолка из отверстий, откуда торчали обломанные, оплавленные трубки, свисали десятки оборванных проводов. Некоторые из них доходили до цилиндров на полу, другие — до каких-то шаров с рогами, расходящимися лучами из выпуклости в самом центре потолка Но не этот хаос загадочных устройств так поразил нас, что мы, окаменев, остановились у входа.
В дальней стене виднелась большая вогнутая поверхность, по которой двигались змеевидные линии — длинные кривые линии, светившиеся синим и белым светом. Иногда они соединялись в пучки, колебались и снова расходились в разные стороны. Это были словно ожившие участки огромной карты. Это и была карта — большая, своеобразная карта.
Присмотревшись к ней внимательно, я увидел, что за стекловидной поверхностью простирается глубина, полная огней, мелких искр и больших, как лампы, шаров, которые вращались, удалялись, приближались, скрещивали свои пути и проходили мимо друг друга.
Я услышал дыхание Арсеньева: он стоял рядом со мной. Перед нами двигались эклиптики, рассыпались букеты звёзд, а чёрная густая туманность покрывала, словно туча, группы пульсирующих светил. Иногда пространство прорезывал яркий луч, словно гоня одну из планет, а она, вращаясь медленно, тяжело и спокойно, показывала нам контуры неизвестных материков. Там, где свет только брезжил, поднимались и опускались архипелаги звёзд.
Было очень жарко. На потолке пульсировал свет, и наши укороченные тени на освещённом полу то расплывались, то вдруг заострялись.
— Где мы находимся? — спросил я недоуменно. — Это какой-то планетарий?
Арсеньев молча направился вперёд. Мы миновали середину зала. За одним из откосов открывался круглый коридор, лишь слабо освещённый падавшим из зала светом.
Арсеньев дошёл до середины зала, когда я обернулся, чтобы ещё раз полюбоваться необычайным планетарием.
— Там словно небо... звёзды... — сказал я. — Но что означают эти светлые линии?
И вдруг я задрожал от волнения.
— Там... Земля.
Я подбежал к прозрачному экрану. Из темноты вынырнул шар в перламутровом блеске далёких облаков. Он медленно вращался, наклоняясь в эклиптике. Над ним темнела Луна в начальной фазе. В пространстве, усеянном звёздами, Земля, матово светящийся шар, подходила всё ближе и ближе. Её путь уже искривлялся. Тут я увидел, что в глубине идёт Венера: я узнал её по мягкому блеску, более светлому, чем земной. Из неё вырывался луч, доходивший до Земли и обливавший поверхность облаков ярким светом.
— Что это? — прошептал я, хватая Арсеньева за плечо. Он молча поднял руку и указал на что-то, чего я до сих пор не замечал: два вырезанных на камне круга, перечёркнутые в одном месте прямой линией.