Атака седьмого авианосца
Шрифт:
— Давным-давно надо было это сделать, — без тени одобрения сказал Фудзита.
— В деловой части Токио за порядком будут следить военнослужащие Сил самообороны, а освободившихся полицейских перебросим в порт и к доку.
Костлявый кулачок Фудзиты с размаху опустился на стол:
— Я не допущу, чтобы гибли мои люди! Вчера мы потеряли одного из самых лучших на «Йонаге»! Больше таких бессмысленных потерь не будет!
Эти слова хлестнули Брента, словно бичом: копившееся в нем чувство вины снежной лавиной покатилось вниз, и у него не было сил удержать ее — слишком дорого стоила ему минувшая бессонная ночь. И снова перед глазами замелькали мучительные картины: вот он водит ладонью по бедру Дэйл, словно
Он сделал шаг вперед:
— Господин адмирал! — громко прозвучал его голос, и все повернулись на него. — Прошу разрешения совершить харакири.
Раздался общий задавленный вздох. Фудзита выпрямился, шире раскрыл глаза. Послышались два голоса:
— Он не в себе, — сказал Марк Аллен. — Нужен доктор…
— Брент, — сказал Йоси Мацухара. — Ты сам не знаешь что говоришь.
Бернштейн мягко взял американца за руку:
— Брент, вам надо отдохнуть… Вы пережили сильнейшее потрясение…
Дэйл шагнула вперед, и по мере того, как смысл слов Брента доходил до нее, в глазах у нее все отчетливей проступал ужас:
— Ты… Ты хочешь покончить с собой? Я не понимаю тебя.
Кудо, округлив глаза, шепнул ему на ухо:
— Молодой человек, не беспокойтесь: мы вас тревожить не будем. Вы действовали в пределах необходимой самообороны.
И наконец Фудзита, резким взмахом руки установив тишину, произнес:
— Объясните причину, Брент-сан.
Брент вытянулся как струна:
— Я виноват в гибели старшины Куросу.
— Да нет же! — Дэйл обеими руками вцепилась в него и попыталась притянуть к себе. — Это не так!
— Почему вы обвиняете себя в его смерти? — осведомился адмирал, не обращая на нее никакого внимания.
— Я слишком много пил в тот вечер и слишком… слишком много внимания уделял миссис Макинтайр, тогда как должен был быть настороже и не терять бдительности. — Он обвел всех повлажневшими синими глазами. — Я был беспечен, и меня захватили врасплох.
— Что за ерунда! — закричал адмирал Аллен. — Это могло случиться с каждым из нас! Да, стряслось несчастье — но не выпускать же себе из-за этого кишки?!
Фудзита протянул к нему руку и поводил пальцами из стороны в сторону, словно веером, а затем кивнул Дэйл.
— Конечно, нас взяли врасплох, — заговорила она. — Убийца появился из дверей кухни. — Не выпуская руки Брента, она впилась в него молящим взглядом: — Но ты отреагировал с такой стремительностью, что я даже не поняла, что происходит, пока он не упал прямо на меня.
— Куросу убит, — мертвым, лишенным интонаций голосом сказал Брент. — Убит, потому что я видел и слышал только тебя.
— Но это же совершенно естественно! — воскликнул Йоси. — Когда сидишь с дамой в ресторане, ты занимаешься ею! Зато ты уложил двоих убийц, а миссис Макинтайр не получила даже царапины.
— Какое право имеешь говорить мне это ты — ты, винивший себя в гибели Кимио и сам просивший разрешения на харакири? — взгляд Брента, устремленный на друга, был прям и тверд.
— Ты не японец.
— Я много раз слышал от тебя, что я больше японец, чем многие жители этой страны.
— Зачем же понимать меня так буквально? Ты — человек другой расы, другой породы и вовсе не обязан следовать…
Брент нетерпеливо оборвал его:
— Совершающие
— Нет, он просто обезумел! — воскликнул Аллен.
— Довольно! Всем замолчать! — Фудзита хлопнул ладонью по столу. — Почему лучшие из моих офицеров так стремятся сами лишить себя жизни?! — Он поочередно взглянул на Йоси и Брента. — Наши враги предоставят вам тысячу возможностей перейти в бесконечность. — Рука его привычно легла на переплет «Хага-куре». — Есть время жить, и есть время умирать. Так вот, для вас, Брент-сан, оно еще не настало. Харакири запрещаю! — Он перевел взгляд на Аллена, потом на Мацухару и с вызовом произнес: — Подполковник, Брент Росс завоевал и многократно доказал свое право считаться самураем, и вы это знаете лучше, чем кто-либо иной. Вы тоже родились в Америке, приехали сюда таким же юношей, как лейтенант Росс. Тем не менее себя вы причисляете к самураям, ибо исполняете кодекс чести бусидо. К какой бы расе он ни принадлежал, меч лейтенанта Коноэ достался ему по праву, и в наших рядах он сражался доблестно, как истинный самурай. — Он снова хлопнул по столу. — Попрошу вас впредь воздерживаться от подобных реплик.
— Есть воздерживаться, — выдавил из себя сквозь стиснутые зубы Мацухара. — Я никак не хотел тебя обидеть, Брент-сан. — Он повернулся к адмиралу: — Таково было мое мнение. Я высказал его и остаюсь при нем.
— Оставайтесь, только чтобы на корабле, которым я командую, его никто не слышал. — Он поднял глаза, прижал костлявые пальцы ко впалой груди. — Древний мудрец Ману сказал: «Тело, язык, разум свершают деяния, а соединенная с телом душа подразделяет их на деяния добрые, злые и безразличные к добру и злу». Так вот, Брент-сан, — он устремил на американца взгляд, в котором была почти нежность. — Никто не осмелится сказать, что ваши деяния были во зло или безразличны добру и злу.
Брент глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух:
— Благодарю вас, господин адмирал. Однако ответственность за то, как я вел себя вчера вечером, несу я один. А действия мои не соответствуют ни моим понятиям о достойном поведении, ни кодексу бусидо.
— Ради всего святого, Брент! — почти завопил Аллен. — Да уймись же ты! Приди в себя!
Фудзита спросил его:
— Адмирал, Брент Росс понадобится вам на лодке?
— Разумеется! Я уже получил разрешение в разведуправлении на его перевод. Дело за вами, сэр.
— Добро. Лейтенант, вы назначаетесь на подводную лодку «Блэкфин» командиром БЧ связи. Послезавтра вам надлежит быть в Нью-Йорке. Примете и проверите аппаратуру. Мы будем ждать от вас сообщений.
— Есть, сэр, — ответил Брент почти машинально, потому что раздумывал в это время над словами Фудзиты: «истинный самурай». Что же — старый адмирал засомневался в этом? Согласен с Алленом в том, что у Брента — не все дома? Может быть, Фудзита отсылает его на лодку, чтобы уберечь от пули террористов? А вдруг он и вправду сходит с ума? Это вполне вероятно: не всякий рассудок мог выдержать испытания, которым подверглась команда «Йонаги». Несколько лет почти непрерывных боевых действий и опасностей философско-психологического плана, которые, пожалуй, будут еще похлеще огня, смерти и насилия. Разве может без ущерба для душевного равновесия он, американец по крови и рождению, рациональное западное существо, с колыбели затвердившее, что человек создан по образу и подобию Божьему и заключает в себе всю вселенную, воспринять восточную философию, по которой все на свете лишь частицы бесконечного целого, плывущие по реке жизни — реке, у которой нет ни истока, ни устья? Можно ли совместить два полярных понятия в одной душе, не расщепив ее? А расщепление это иначе называется шизофренией, так что адмирал Аллен, вероятно, недалек от истины.