Атаман А.И. Дутов
Шрифт:
Само училище, или «Славная Школа», как его ещё называли выпускники, было открыто в 1823 г. и как раз в период обучения Дутова в 1898 г. торжественно отмечало свой 75-летний юбилей. Сотня при училище появилась лишь в 1890 г. и (с 1891 г.) была рассчитана на 120 юнкеров всех казачьих войск. Позднее к этому количеству прибавилось ещё 15 стипендиатов-кубанцев. Плата за обучение в начале 1890-х гг. составляла 600 руб. в год, в связи с чем некоторые юнкера из бедных семей, не имевших возможности оплатить обучение, были вынуждены переводиться в другие училища.
В сотне имелось четыре взвода. Обучение вели казачьи офицеры. В период обучения Дутова юнкера носили форму своих казачьих войск. Сотня размещалась на третьем этаже здания училища. При Дутове сотней командовал полковник Н.Я. Дьяков (командир сотни в 1891–1902 гг.) [138] .
По воспоминаниям современников, юнкера сотни «были известны в Петербурге как исключительная строевая часть по своей лихости и удали» [139] . Девизом училища была фраза «И были дружною семьёю солдат, корнет и генерал!» [140] . При выпуске из училища юнкера-казаки выходили в части своих казачьих войск. Сотня, да и всё училище в целом славились не только отличной строевой подготовкой, но и различными неформальными традициями, существовавшими в юнкерской среде. Традиции имели целью развитие лихости и, как тогда говорили, «отчётливости», а также любви юнкеров к прошлому [141] .
138
РГВИА.
139
Марков А. Кадеты и юнкера // Кадеты и юнкера. М., 2001. С. 80.
140
Воробьева А.Ю. Российские юнкера, 1864–1917: История военных училищ. М., 2002. С. 12.
141
Вертепов Д. Царская Сотня // Военная Быль (Париж). 1956 № 18. С. 19.
Отличительной чертой учебного процесса в «Славной Школе» был знаменитый «Цук» [142] — не регламентированные уставом взаимоотношения между юнкерами старшего и младшего курсов, которые, однако, нравились младшим, поскольку приучали их к будущей офицерской службе и не унижали их [143] . Старшие юнкера не имели права с неуважением даже дотронуться до младших, не говоря уже о немыслимых в училище побоях. В случае драки все её участники незамедлительно отчислялись от училища. То, что «цук» принимал уродливые формы, как утверждали советские авторы [144] , совершенно не соответствует действительности. Один из выпускников училища впоследствии писал: «Цук, который, конечно, существовал в эскадроне, принёс всем нам громадную пользу для будущей жизни в полках… выработал наш характер» [145] . Другой выпускник вспоминал, что «традиции Школы, цуканье и подтяжка не умалили силу нашей конницы, но, наоборот, они дали ей стойкость, дали дисциплинированных офицеров, связанных между собою неподдельной дружбой и спаянных воспоминаниями о славной старой школе» [146] . Кстати, «цук» существовал и в других кавалерийских училищах [147] . В казачьей сотне, тем не менее, существовали более доброжелательные отношения между старшими и младшими [148] . Как вспоминал великий князь Гавриил Константинович, «казаки жили отдельно, в своих бараках, и «цуканья» у них не было. Они вообще были серьёзнее юнкеров эскадрона и лучше их учились» [149] . Есть ещё одно свидетельство, правда относящееся к начальному периоду существования сотни, о том, что в сотне вовсе не было цука [150] . В то же время встречаются упоминания о некотором антагонизме между сотней и эскадроном [151] .
142
Коровушкин В.П. Словарь русского военного жаргона. Екатеринбург, 2000. С. 316.
143
Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших] юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. Тетрадь 1. Гельсингфорс, 1943. С. 9; Марков А. Указ. соч. С. 60; Отфиновский К.К. Моё пребывание в кадетском корпусе и военном училище // Военная Быль (Париж). 1968. № 89. Январь. С. 28.
144
См., напр.: Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 324.
145
Бразоль А. Николаевское Кавалерийской училище // Новый журнал (Нью-Йорк). 1975. № 120. С. 177.
146
Фон Менд Э. В училище // Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших] юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. Тетрадь 1. Гельсингфорс, 1943. С. 9.
147
См., напр.: Слезкин Ю.А. Летопись пережитых годов. Буэнос-Айрес, 1975. С. 35.
148
Сулин С. Воспоминания о Николаевском Кавалерийском Училище // Казачьи Думы (София). 1923. № 9. 15.09. С. 30.
149
Великий князь Гавриил Константинович. В мраморном дворце: Мемуары. М., 2001. С. 51.
150
Баженов А. Сотня юнкеров Николаевского Кавалерийского Училища (Отдельные главы из неизданной книги) // Сибирский Казак: Войсковой юбилейный сборник Сибирского казачьего войска. 1582–1932 г. Вып. 1. Наше прошлое до Великой войны 1914 года / Под ред. Е.П. Березовского. Харбин, 1934. С. 242.
151
Трубецкой В.С. Записки кирасира // Князья Трубецкие. Россия воспрянет! М., 1996. С. 420.
Мало что понимавшая в подготовке офицеров петербургская интеллигенция к «цуку» относилась весьма неодобрительно [152] , такие же настроения были распространены и в армейской среде (среди не кавалеристов), судя по всему, они передались части училищных офицеров. Как раз в год зачисления Дутова в училище его новый начальник Генерального штаба генерал-майор П.А. Плеве предпринял неудачную попытку искоренения традиций [153] . Эта попытка встретила дружный отпор училищных офицеров и юнкеров. По воспоминаниям В.С. Трубецкого, «в Николаевском училище юнкера жили удивительно сплочённой кастой, и нравы там царили совсем особые. Дисциплина — адовая, а цук — из ряда вон выходящий, крепко вошедший в традицию. Говоря о традиции, я вообще должен сознаться, что другого такого учреждения, где сила традиции была бы столь велика, как в Николаевском училище, я нигде никогда не встречал… своим беспощадным цуком старшие закаливали младших, страшно дисциплинировали их, вырабатывали особую бравую выправку, по которой чуть не за версту всегда можно было узнать николаевца» [154] .
152
Фон Мэнд Э. Указ. соч. С. 9.
153
Кузьмин-Караваев Д. Корнетский обход // Из нашего прошлого. Воспоминания членов союза б[ывших]
154
Трубецкой В.С. Указ. соч. С. 420–422.
Младшекурсники считались «сугубыми зверями», юнкера старшего курса казачьей сотни — «хорунжими», эскадрона — «корнетами». «Господа хорунжие» пытались привить своим младшим товарищам любовь к прошлому казачества и лихость. Основной традицией сотни был «ночной обход», во время которого происходило избрание старшим курсом группы наиболее авторитетных юнкеров — хранителей традиций из числа младшекурсников. Незадолго до выпуска юнкера старшего курса ночью выстраивались в сотенной спальне с шашками наголо и со свечами на их остриях и исполняли сотенную песню, после чего зачитывался приказ о назначении вместо выпускников новых «полковника», двух «войсковых старшин», двух «есаулов» и «хорунжего» [155] (по другой версии, «хорунжего» не было, а один из «есаулов» являлся ещё и адъютантом сотни [156] ), на которых возлагалось соблюдение традиций и разрешение всех споров в сотне. Во время этой церемонии зачитывались стихи [157] :
155
Марков А. Указ. соч. С. 83.
156
Вертепов Д. Указ. соч. С. 19.
157
Там же. С. 19–20.
Одно из наиболее ярких описаний поступления в училище оставил Е. Вадимов: «Нас — человек двадцать пять. Двадцать пять кадет одного и того же корпуса, которых ведёт в военное училище последний раз сопровождающий своих питомцев кадетский офицер-воспитатель. Последний раз на наших плечах кадетские шинели и мундиры. Нас ведут к суровой юнкерской жизни. За спиною — семь лет крикливого, весёлого, беспечного, самоуверенного кадетства… Впереди — строгая тайна знаменитой «гвардейской школы» и связанной с нею беспощадной кавалерийской тренировки в течение двух лет. Жутко и торжественно…» [158] .
158
Вадимов Е. Корнеты и звери (славная школа). Нью-Йорк, 1954. С. 3.
Поступив в училище, юнкера закреплялись за «дядьками» — старшекурсниками, как правило, из одного с младшими кадетского корпуса [159] , которые обучали своих младших товарищей различным правилам и манерам. Один из куплетов училищной «звериады» (песни) описывал наставления старших [160] :
А вам, кадетам, гимназистам, Забыть давно уже пора, Что вы уж больше не мальчишки, А Славной Школы юнкера.159
Хороманский В. «Молодой с вокзала» // Военная Быль (Париж). 1966. № 79. Май. С. 40.
160
Бразоль А. Указ. соч. С. 176.
Юнкера должны были всё знать о приставленном к ним «дядьке» или «корнете» — в какой полк он собирался выйти, кто его возлюбленная и т.д. Кроме того, за юнкерами закреплялись лакеи, которые должны были следить за внешним видом своих подопечных. Старшие юнкера неформально поощряли манкирование «некавалерийскими» предметами, но в то же время требовали от младших самого серьёзного изучения шашечных приёмов, езды, джигитовки, вольтижировки [161] , иппологии [162] и т.п. Существовали и другие неписаные правила. Между однокурсниками и в училище, и после его окончания было принято обращение исключительно на «ты». При входе в помещение кого-либо из юнкеров старшего курса младшие должны были встать по стойке «смирно» до тех пор, пока им не будет разрешено сесть, и т.д. Младшие не могли ходить по одной из лестниц училища, которая называлась «корнетской».
161
Вольтижировка — выполнение сложных упражнений на скаку.
162
Иппология — наука о лошади.
Важной составляющей «цука» были вопросы об униформе и дислокации всех кавалерийских полков. Младшим необходимо было знать всё об этом вплоть до мелочей. Причём нередко после весьма трудных вопросов старшие спрашивали: «Какие подковы в 4-м эскадроне лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка?» Некоторые «звери» безуспешно пытались выяснить особенности подков лошадей именно этого эскадрона, спрашивали у старших и т.д. Правильным же был ответ: «Обычные». Излюбленным был также вопрос о том, что такое прогресс. Ответ на него явно высмеивал тот пиетет, с которым к этому слову относилась тогдашняя интеллигенция. Юнкеру следовало ответить, что «прогресс есть констатация эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов социал…» [163] .
163
Вадимов Е. Указ. соч. С. 20; как вариант «константная экзубиция секулярных новаторов, тенденций, кульминоренции индивидуум социал…» — Бразоль А. Указ. соч. С. 180.