Атаман Платов
Шрифт:
И снова невидимый певец щемяще-скорбным голосом спрашивал:
Чем-то наш батюшка тихий Дон цветен?А в ответ неслось:
Цветен наш батюшка, славный тихий Дон, сиротами. Чем-то во славном тихом Дону волна наполнена? Наполнена волна в тихом Дону отцовскими да материнскими слезами.Матвей Иванович
Утром он тронулся в путь.
По прибытии в Петербург его арестовали. На квартиру прибыли трое чинов, предложили следовать с ними.
— Это недоразумение, господа, — пытался он протестовать, но его слова не возымели силы.
— Возможно, и так, Только мы действуем именем закона.
— Зело не беспокойся, — сказал он напуганному денщику. — Вернусь к вечеру.
— Они вышли вместе: старший впереди, за ним, на голову выше всех остальных, Платов, а за генералом — двое. Когда садились в закрытую карету, один из чинов услужливо распахнул дверцу.
— Пожалуйста! — Платов едва сдержался, чтобы не послать к чертовой бабушке с их официальной услужливостью.
Принял его полковник. Он восседал за большим столом. На столешнице — богатый чернильный прибор с фигурой римского латника, метящего копьем в невидимого врага. Хозяин кабинета грузен, с низко проросшими бакенбардами на мясистом лице. Голос зычный, хорошо поставлен. Поздоровался, указал на стул.
— Как здоровье, милостивый Матвей Иванович?
— Неужто затем сюда доставили, чтобы справиться об этом?
— Не только, Матвей Иванович, — без тени смущения отвечал полковник. — Я понимаю ваше состояние и даже сочувствую. Но дело, видите ли, в том, что поступила компрометирующая вас бумага…
— Донос, вы хотели сказать?
— Зачем так?.. Мы действуем именем закона.
— Я привык говорить прямо.
Полковник сидел на точеном, с высокой спинкой стуле прямо и строго. За ним на стене портрет Павла. Небольшого роста, курносый, в яркой форме прусского покроя, картинно положил руку на эфес сабли.
— Придется вас взять под стражу.
— Да за что же?
— Суд разберется.
Его посадили в Петропавловскую крепость. В камере вместе с ним находился полковник Трегубов и князь Горчаков [9] . Если Горчаков отличался молчаливостью, то Трегубов любил подолгу говорить. Говорил он витиевато и нудно. И всех своих знакомых и родных, не жалея дегтя, чернил. Все, по его выражению, были недостойными людьми, и для каждого у него находился ярлык дурака, бездаря, сволочи, подлеца, мошенника, плута.
9
Впоследствии при Александре I —
Как-то, выслушав очередной рассказ о дележе наследства после смерти матушки, когда три брата и четыре сестры, по словам Трегубова, оказались низменными людьми, пытавшимися обмануть его, Матвей Иванович спросил:
— И как это угораздило вам сюда попасть?
— Как? Да очень просто! — воскликнул Трегубов. — Примерно, как вы иль уважаемый князь Алексей Иванович! Донесли императору нелестное, а у него спрос краткий — в крепость!
— И кто же мог выступить против вас? — со скрытой издевкой продолжал допытываться Платов.
— Нашелся один, уж вы-то должны его знать: Зорич такой, офицер.
— Нет, не знаю.
— Он и сочинил на меня донос, мол, полк неисправен, что плохо им командую и жалоб от низших чинов много. Это позволительно ли, спрашивается, принимать жалобы на полковника! Когда было такое? Ох и гусь этот Зорич!
— Да вы тоже, видать, гусь хороший!
— Это ж почему?
— Да по всему… Бедные солдаты.
— А солдаты при чем?
— При том, батенька, что вы были их начальником.
На следующий день Трегубов стал рассказывать, как он участвовал в сражении при Кинбурне и видел в деле Суворова.
— Какой он полководец? Так себе…
— А ведь вы, сударь, дерьмо! Да-да! Противно не только слушать, но дышать одним воздухом. От вас смердит.
— Вы!.. Вы!.. — задохнулся тот. — Ежели думаете, что генерал, что все дозволено, то ошибаетесь, сударь! Я знаю про вас многое! Теперь-то уж не буду молчать, все выложу! Казак паршивый! Мужик!
Вспыльчивый Платов едва себя сдержал, бессильно опустился на топчан.
7 декабря состоялся суд. По доносу одного из полковников его обвиняли в незаконном присвоении денег. Разбирались долго, вороша документы, расписки, квитанции, заслушивая свидетелей. Подсудимый держал себя уверенно, с достоинством и в свое оправдание заявил, что, состоя начальником всех Чугуевских полков, он действительно получал на содержание этих полков деньги, однако в свою пользу ни копейки не употребил. Более того, по недостатку казачьей суммы ему часто приходилось расходовать свои деньги, изо всех сил он старался иметь полки в хорошем состоянии. Его Первый Чугуевский полк был признан лучшим среди прочих частей. И кони отличались ухоженностью. Военный суд вынес заключение о невиновности генерала Платова.
Через день решение суда представили на утверждение Павлу.
— Значит, не виновен? Ну-ну. — У Павла было свое мнение. Мог ли он простить того, кто находился в фаворе у Екатерины, пользовался при ней славой?
Брызгая чернилами, император наискось листа написал: «Исключить из службы и отправить к Орлову на Дон, дабы держал его под присмотром в Черкасске безотлучно».
Прокурор хотел было пояснить, что Платов уже исключен, что нет смысла вновь писать об этом, но воздержался, промолчал.