Атаман Платов
Шрифт:
Атаки следовали одна за другой. И все они отражались. Лишь при восьмой неприятелю удалось овладеть флешами. Тогда Багратион собрал остатки войск и повел их в решительную контратаку. Это был его последний бой: смертельно раненного генерала вынесли на шинели из огненного смерча. Однако флеши остались в руках неприятеля.
Кутузов тяжело поднялся со скамеечки, примял пухлой рукой на голове картуз с красным околышем и без козырька, взял подзорную трубу. Он долго всматривался в сторону главного люнета, где стояли пушки Раевского. Там в сизых клубах дыма
— Что? Наши стоят? Упорствуют? — спросил он полковника Толя, хотя сам знал, что это именно так.
— Стоят, ваша светлость. Умирают, а стоят. Долго ли выдержат?
Кутузов не ответил, направил трубу в сторону недалекой деревни Бородино. Она тоже горела, восточнее ее, у Колочи шел бой.
Тогда он перевел взгляд в сторону Шевардинского холма. До него было не более двух верст. Он ясно увидел неподвижную фигуру в наброшенной на плечи шинели и черной треуголке. Рядом с ним стоял высокий военный, а поодаль теснилась свита.
Внимание Кутузова привлекла не свита и не Наполеон. Он увидел стройные ряды облаченных в голубые мундиры гвардейцев.
«Так вот оно что! Дело дошло до гвардии, — осенила догадка фельдмаршала. — Стало быть, главные силы французов уже в деле. А успеха-то они так и не достигли…» Но тут его встревожило другое: «Определенно гвардия ударит по Семеновскому и флешам. А там наши бьются на последнем дыхании. И резервов поблизости нет. Ударят и непременно наш порядок пробьют».
И вслед за этой мыслью возникло решение подтянуть со своего правого фланга корпус Остермана. Но пока он подойдет, французская гвардия атакует. Наполеон упреждает.
Как опытный шахматист, предусматривающий развитие партии на много ходов вперед, так Кутузов, глядя на поле сражения, рассчитывал его ход.
«Да, только казаки и находящийся в резерве корпус кавалерии могут спасти дело, — утвердился в своем решении фельдмаршал. — Нужно действовать смело, решительно и без промедления».
— Где Платов, Уваров? — спросил он Толя.
— Казаки там, где вы повелели им быть. С ними и сам атаман. Кавалерийский корпус за лесом. А сам граф Уваров — вот он, ждет распоряжения.
— Сейчас мы поставим французам банки. Оттянем кровь от левого нашего крыла да центра, — промолвил Кутузов и, повернувшись в сторону Уварова, махнул рукой. — Поди-ка сюда, генерал.
— Может, позвать и Платова? — предложил Толь.
— Не надо, Карлуша. Нет времени. Да и атаман знает, что нужно делать. Накануне втолковывал. Пошлите к нему адъютанта с моим повелением. Пусть пускается в рейд, — тут Кутузов повернулся к щеголеватому Уварову. — Ступай и ты, граф. Заберись в самый тыл, да поглубже.
— Все сделаю, ваша светлость!
Рейд
Полки были выстроены буквой «П», а перед ними на белом коне восседал Иловайский. Увидев Платова, скомандовал:
— Сми-ирно-о! Равнение на… середину-у! —
— Сколько в строю сабель?
— Две тыщи пятьсот… Не густо.
— К тем саблям прибавь столько же пик. Будет вдвое больше.
И приказал подозвать к себе командиров полков. Командиры слушали Платова не прерывая. Лица у всех сосредоточены.
— Головным пойдет… — Матвей Иванович сделал выдержку, посмотрел на Грекова, зятя своего, мужа младшей дочери Марии. Тот уж взял было под козырек, но атаман перевел взгляд на Власова. — Тебе идти, Максим Григорьевич, впереди. Дорога тобой разведана, только сегодня гулял за Колочей…
— Дозвольте идти моему полку? — с опозданием спросил Харитонов. Он смотрел на Платова спокойным взглядом, но в этом спокойствии чувствовалось решительное мужество.
«Этот не подведет, сделает все, что нужно. Сам шагнет в атаку первым и мертвого поднимет».
— Слушай далее, Максим Григорьевич, продолжал Платов, обращаясь к Власову. — Кроме своего полка возьми под начало еще три: Андрианова, Чернозубова и Перекопский. Держи направление на Бородино, но в него не лезь, обойди справа. Будет жарко, но не вздумай дрогнуть. Под твоим заслоном должен проскочить с полками Николай Васильевич, — Платов перевел взгляд на Иловайского, и тот понятливо склонил голову. — А за ним и правей будет идти Денисов. Я ж с атаманцами в середине лавы. По моему сигналу первыми за авангардом вступают в сечу полки Жирова и Победнова. А на заходящем крыле будет твой полк, Балатуков. Он лаву должен прикрыть справа…
— Зачем, атаман, обижаешь? Зачем мой полк не в лаве? Что худого сделали мои люди? — с жаром заговорил татарин Балатуков.
— В полку твоем много молодых всадников. Нельзя их сразу в сечу.
Балатуков нетерпеливо стеганул плетью по голенищу мягкого, без каблуков сапога.
— Конников Уварова из вида не упускать, — продолжал Платов. — Они левей вас. Беззубово тоже обойдем, чтобы выскочить к дороге на Колоцкий монастырь. Но к монастырю не идти, всем сделать поворот налево, в сторону деревни Валуево. Там самое уязвимое место для французов, тыл их армии. Вот и ударим по нему. А Балатуков на заходящем крыле должен пройтись по обозам, что на дороге. Вот и все. А теперь — к казакам. Хочу напоследок с ними погутарить.
Матвей Иванович выехал к средине строя.
— Казаки! Сыны славного тихого Дона! Настал наш час решительного сражения с проклятым врагом. С лета мы отступали, бились на каждой версте, но не смогли сломать вражью хребтину. Вы слышите, какое кипит там сражение? Не на жизнь, а на смерть бьются русские солдаты. Они сражаются за правое дело, за землю русскую, за Волгу-матушку и наш Дон-батюшку. Бунапарт этот… — тут Матвей Иванович запустил такое междометие, что даже служивые казаки, искушенные в фольклорных оборотах, прыснули в кулак. Ай да атаман-батько! А молодые несмышленыши раскрыли рты от изумления.