Атаман Платов
Шрифт:
— Надо заранее приготовиться на случай, если казаки снова вздумают напасть на нас.
— Их нападение возможно каждую минуту…
— Пусть Дарю поступает так, как находит нужным. — Уткнув лицо в мех воротника, Наполеон замолк. Потом, после паузы, продолжал: — Я буду лучше до конца кампании есть руками, чем оставлю русским хоть одну вилку с моей монограммой. И еще, Бертье, нужно удостовериться, в хорошем ли состоянии наше оружие. Возможно, придется пустить его в дело.
Когда Дарю явился, Наполеон спросил о документах
— Казаки их разбросали. Однако же, к счастью, почти все цело. Чемодан с картами исчез да еще кое-что.
— И это все?
— Кажется… Я опять осмелюсь просить вашего разрешения сжечь документы.
— Хорошо, Дарю, можете предать огню бумаги канцелярии. И делайте это скорей.
Наполеон лежал с открытыми глазами. Он с чувством страха и смятения вспомнил, как сегодня чуть не попал в руки казаков. И еще вспомнил, как у Городни — небольшом местечке по пути из Боровска к Малоярославцу — их атаковали из лесу казаки. Поднялся невообразимый переполох. А он, Наполеон, улыбался иронической улыбкой, приняв происходящее за неуместную суету, вызванную трусами и паникерами. Когда же один из нападавших всадников на полном ходу проскочил мимо и, словно бы невзначай, ткнул пикой лошадь генерала свиты и тот рухнул вместе с конем, только тогда Наполеон понял, какой подвергается опасности.
«Что за страна! — думал он. — Скорей бежать! Бежать!» Эта мысль все более и более овладевала им. Да, конечно, нужно сделать так. Покинуть тайком армию и уехать подальше от опасности.
Утром он встал с твердой решимостью поступить так, как надумал ночью. И чем скорее он это сделает, тем будет лучше.
Казака Степкова, когда он достиг французского обоза на дороге, привлек обитый железом ящик. Среди прочей поклажи, что находилась в фуре, ящик выделялся и размерами и видом. Крыша закрыта на два замка, на шелковом шнуре — сургучная печать.
«Не иначе как в нем что-то секретное» — подумал казак и сбросил с фуры ящик. Ударом пики он в два приема сбил замок, рванул шнур с печатью.
Ровными рядами лежали переплетенные в кожу книги. Вывалил их. Внимание привлекла голубая папка. На ней золотое тиснение, в замысловатом сплетении линий выделяются две буквы: «N» и «А». В папке пергаментные листы, чернильной вязью выведены строчки. Перелистал казак пергамент, ничего не понял. В конце висели на ленточках две сургучные печати.
Степков не знал, как поступить с находкой. Но тут подскочил есаул, его сотенный.
— Нашел время любоваться! Вместо того чтобы на возу шарить, помог бы с пушками разделаться!
Казак сунул находку в переметную суму и бросился к артиллеристам. На следующий день он ту папку заложил в мешок, где хранил трофеи.
Так и лежала голубая папка в мешке, пока казака не подстрелили в одной из перепалок. Разбирая вещи убитого, на нее наткнулись товарищи.
Прослышав о папке, командир
Матвей Иванович прочитал текст, увидел в конце подписи Наполеона и императора России Александра, обомлел. Эту папку он видел летом 1807 года в Тильзите, когда Наполеон и Александр заключили Тильзитский мир.
Держа в руках голубую папку, генерал Платов понял, что коль договор у него в руках, то можно считать его недействительным! Документ, который не имеет цены! Немедленно к императору Александру! Благо он при армии.
Никогда Матвей Иванович не торопил так возницу кареты. Он готов был даже мчаться верхом.
— Незамедлительно доложите обо мне императору, — потребовал он у генерал-адъютанта. — Дело весьма срочное, государственной важности.
Его допустили к императору тут же.
— Ваше величество, вот Тильзитский договор. Тот самый, что хранился у Наполеона. Прошу его принять. — Он с торжественным видом держал на вытянутых руках папку. — Отныне никаких обязательств по оному договору Россия не несет.
Александр с недоумением смотрел на атамана. Потом взял папку, перелистал, усмехнулся:
— Гм! В самом деле договор. И его доставили казаки?
— Так точно, они самые.
— Опоздал, генерал, — Александр захлопнул папку. — Договор потерял силу с того дня, когда разбойные войска Наполеона перешли русскую границу. Однако ж, — он сделал многозначительную паузу, — в знак воинской доблести Войска Донского передаю этот договор вам. Пусть отныне ваш род станет его хранителем.
Почти сто тридцать лет важнейший для России документ хранили потомки атамана. И лишь весной 1941 года он попал в один из московских музеев, где находится и поныне.
Под Красным
Платова разбудили на исходе ночи.
— Ваше превосходительство, проснитесь, важная новость.
Услышав знакомый голос Шперберга, Матвей Иванович оторвал голову от подушки.
— Что случилось?
Не отойдя еще ото сна, сел на лавку, сладко зевнул и передернул плечами. Догадливый денщик проворно подставил валенки, и он сунул в них длинные ноги.
— Прискакал сотник от полковника Чернозубова. Доставил чрезвычайной важности вести.
За полковником стоял офицер — казак в лохматой шапке, стянутом ремнями полушубке, на боку сабля, в руке плеть.
— Какого Чернозубова? Степана иль Ильи?
— Чернозубова-четвертого, Степана.
— Что доносит? — Матвей Иванович потянулся к лежащей на скамье бурке, накинул ее на плечи, перевел взгляд на прибывшего.
— Сотник Наркин, — назвался тот простуженным голосом. Попытался щелкнуть каблуками, но перемерз так, что ноги не слушались, и щелчок не удался. — Господин полковник приказал доложить, что полк вступился в бой и теперь сидит на хвосте неприятельской колонны.