Атаман Золотой
Шрифт:
И верно: изнурительный труд и побои, вечный страх перед начальством довели этих несчастных до того, что они боялись и подумать о сопротивлении.
Андрей все же не бросил мысли о свободе.
Год провел он в исправительной казарме на хлебе и воде — и выжил. Чем дальше, тем больше укреплялась в нем мысль избавиться от неволи.
Помог случай.
Вечером, поздней осенью, когда сиверко прохватывал насквозь, а на застеклившиеся под заморозками лужи падали последние блеклые листья и алый
Они вошли шумной толпой, в старых азямах, в лаптях.
— Нет ли землячков? Есть камышловские?
— Нет ли кого шадринских?
— Ищи земляков на кладбище, — отозвался с нар глухой и сердитый голос. — Недолго дожидаться и вам.
— Что, разве жизнь шибко лиха?
— Отведай — узнаешь.
— Не то видели, не запугаешь и не таковские мы.
Это были сплошь участники крестьянских волнений в Камышловском и Шадринском уездах. Держались они дружными кучками, по волостям.
Андрей прислушивался и присматривался, но в казарме было темно. Несмотря на ранний час, наработавшиеся до устали рудничные ложились спать. Возле растопленной печи пришедшие с работы сушили онучи.
Один из новичков подсел к ним, как старый знакомый.
— Что, братцы, приумолкли? Не вешайте голов, не унывайте. Распоследнее дело — унывать. Споем лучше кашу дедовскую.
Ты взойди-и, взойди, солнце красное…
чистым и звонким голосом затянул он старую волжскую песню.
Над горою ты взойди, над высокою…
— Будет тебе волков пугать! Кого там взяло? — раздалось со всех сторон.
— Нешто и петь здесь нельзя? Эх вы, пуганые!
Андрей подошел к печке и взглянул в лицо певцу. Что-то знакомое мелькнуло в этом худощавом седом человеке с сумасшедшинкой в глазах, во всем его гибком, как у ящерицы, теле.
— Блоха!
Это был он.
— Блоха! Родной мой! — Андрей схватил знакомца в объятия, стиснув его острые плечи своими сильными руками. Кругом ахали.
— Вот где земляки-то друг друга отыскали!
— Мы больше, чем земляки, — сказал Блоха.
— Как ты попал сюда? — спросил Андрей.
— Взяли за то, что в Тамакульской волости мужиков на бунт подговаривал. Да мало ли чего не наскажут.
И Блоха лукаво подмигнул.
Андрей в ту же ночь поделился с ним мыслями о восстании. Решено было разделить людей по десяткам и каждому десятку поручить свое дело: одним снимать с вышек караулы, другим обезоружить охрану в кордегардии, третьим — идти в контору.
Дул студеный ветер. Тучи, клубясь, вытянулись над горами в одну сплошную гряду. Закатные лучи
Закусив чуть не до крови губы, поднялся в бадье Андрей.
— Ты пошто рано? Смена не кончилась, — сказал воротовой.
— Замолчи! — крикнул Андрей. — Там пятерых придавило.
К шахте сбегались рабочие. Штейгер-немец ругался.
— А, канайль! Руссише швайн! Лень работает? Шифо на работ! Марш в шахта!
Между тем из черного устья шахты поднимались еще рабочие с бледными, безумными лицами.
— Обвал! Завалило еще троих…
Толпа волновалась. Катали побросали тачки, сгрудились. Блоха протискивался между людьми, уговаривал:
— Не ждите доброго от начальства. Спасайте свои шкуры. Сегодня восьмерых задавило, завтра, может, еще больше погибнет.
Андрей взял его за руку.
— Звони сполох.
Кто-то схватил штейгера за шиворот.
— Конец вашей власти!
Это явилось сигналом. Часть рудничных, похватав кайлы, кинулась к вышкам, другие бежали к кордегардии.
Бунт начался и вскоре охватил весь рудник. Закованные сбивали с себя кандалы. Тачки летели в устья шахт. Сигнальный колокол звонил без умолку.
В здании конторы рудничные спешно уничтожали списки рабочих и реестры. Солдаты, находившиеся в кордегардии, не могли выйти, потому что дверь была завалена бутовым камнем и бревнами.
— Наша взяла! — ликовал Андрей.
Но Блоха остудил его радость.
— Лучше давай поскорей смазывать пятки: смотритель успел угнать не то в Билимбай, не то в Ревду. Того и жди — солдаты нагрянут.
В тот же вечер они бежали с рудника. Рудничные громили провиантский магазейн. Наступала ненастная ночь. Шел снег вперемежку с дождем. Вдруг с одной из караульных вышек раздался истошный вопль:
— Солдаты!
Большой воинский отряд двигался по дороге на рудник.
В городе Екатеринбурге в самом центре стояли чуть не рядышком деревянная церквушка, построенная, говорят, еще при первой Екатерине, канцелярия Главного управления горными заводами, острог и суд.
Проспективная улица широка и пряма. Движутся по ней обозы, груженные железом и медью, скачут курьеры с нарочным. Внизу у плотины был когда-то завод, теперь там монетный двор.
Растет город, столица горнозаводского Урала. С каждым годом все больше строится в нем домов. Много людей всякого звания проживает в Екатеринбурге, а больше всего — солдат.
В здании Горной канцелярии в зале с лепным потолком идет заседание. Члены Горной канцелярии слушают князя Вяземского, командира карательного отряда.