Атаман
Шрифт:
Вожников снова припал глазом к щели, сквозь которую было хорошо видно примерно половину двора с какими-то приземистыми строениями и колодцем. Народу во дворе не было ни души, что показалось узнику странным: это как понимать, что ж, у местной челяди никаких домашних работ нету? Ни двор подмести, ни корму скоту-птице задать, ни… Да мало ли дел! А нет никого. Никто не бегает, не суетится, бурную деятельность не изображает, что ж получается – в отсутствие хозяина и забить на все можно? Кот из дому – мыши в пляс? А ведь дьяк такого не спустит, он вообще на добрячка не похож, а уж на простачка –
Молодой человек снова внимательно осмотрел двор, намечая пути бегства. Если вот так, по диагонали, пробежать мимо колодца к амбарчику, забраться на крышу – не так и высоко-то – а с крыши… с крыши можно и перемахнуть через ограду, прыгнуть, подтянуться, и… И поминай, как звали! На постоялый двор Ахмета Татарина, уж конечно, путь тогда заказан – там и будут искать, – но со своими встретиться надо, одному-то совсем несподручно… Антип, кстати, в какую-то ватагу звал.
Снаружи послышался чей-то крик, промчалась по двору юркая фигурка слуги – ну наконец-то хоть кто-то! Что-то противно скрипнуло – засов? Ворота? Нет, скорее – калиточка.
Во дворе раздались голоса, хохот, через некоторое время к узилищу направились двое дюжих парней в лаптях и с ножами. Ясно – пошли убивать… как барана резать. Чего ж двое-то? Так пленник-то связанный… да и за опасного соперника его не считали, подумаешь, деревенский ухарь, какой-то там проводник! Чего с таким возиться-то? Нож под ребро – и все дела.
Вожников проворно растянулся на соломе, но тут же, подумав, скрючился, прижимаясь спиной к бревенчатой стене амбара так, чтоб со стороны казалось, что руки у него связаны.
Заскрипел тяжелый засов, кто-то выругался, в узилище резко посветлело. Ага! Вошли.
– Ишь ты, бедолага, – спить.
– Оно, Онфиме, и к лучшему. Во сне-то самое то, и не почует ничего, вмиг душа вознесется. Ну что стоишь-то? Давай!
– Я, что ли? – неуверенно промолвил Онфим.
– Ты, ты, – второй слуга цинично расхохотался. – Привыкай к кровушке, хозяин наш уж таков. Не тяни, бери нож – делай. А грехи потом пускай Ларион Степаныч отмаливает – он ведь приказал.
– Ох, Господи, прости…
Черная тень надвинулась на Егора, затмила солнце. Блеснул в руке слуги острый нож…
Ввухх!!!
Вожников резко развернулся, вскочил и тут же ударил снизу – апперкот! – в челюсть. Несостоявшийся убийца сразу сник, нож выпал из враз ослабших пальцев…
Что там с этим парнем стало – нокаут или нокдаун – Егор не смотрел, некогда, сразу бросился ко второму, пока тот еще не совсем опомнился – пара секунд всего и прошла-то. Лишь бы на помощь не успел позвать… Подскок – удар! Левой – в печень, и почти сразу – прямой – джеб – в переносицу. Все! И этот поплыл! Эх вы, убивцы, никогда соперников недооценивать не надо.
Выскочив во двор, освободившийся узник со всех ног помчался туда, куда и наметил – мимо колодца к приземистому строению. Некстати дунувший ветер бросил в глаза пыль. Егор на бегу сплюнул, сжал губы. Вот уже немного осталось, совсем чуть-чуть – сейчас, с разбега, на амбарец, затем…
– Далеко собрался, паря?!
Оп-па!
А вот этого беглец, честно сказать, не предвидел! Из распахнувшихся ворот амбара прямо Егору навстречу вышли двое хмурых мужиков, один – с топором, другой – с рогатиной! Черт! Никакой это не амбар – кузница или что-то подобное… какая-то мастерская, а эти, видно, работники, зависимые от дьяка люди.
– Э, мужики, я просто так… гуляю.
И никак их, гадов, не достать, не ударить! Ладно, тот, что с топором, когда замахнулся б – можно было бы и… Но рогатиной-то замахиваться не надо…
– Да бей его уже!
Бамм!!!
Что-то прилетело сверху – здоровенное бревно, оглобля! – ударило сразу по затылкам обоих – и как так ловко получилось-то?
Только что стояли, кричали – бей! И вот уже лежат бездыханно рядышком.
А сверху, с крыши, спрыгнул здоровый, самого подозрительного вида, мужик, мосластый, с пегой растрепанной бородой и крючковатым носом… Кстати, почему-то Егору сильно знакомый…
Спрыгнув, мужичага с довольным прищуром полюбовался своей работой, после чего перевел взгляд на Вожникова и, неожиданно подмигнув, молвил:
– Купи, паря, веник!
– Что-что?
– Давайте-ка, скорей там! – заметалась на ветру у ограды черная борода Антипа Чугреева. – Егорий, Никита, уходим.
Глава 7
Разноцветные кибитки
– Х-хэк! – голый по пояс Вожников ловко разрубил пополам массивную осиновую чурку.
Плохие были дрова, сучковатые, зато топор – та самая секира – хоть куда! Ее, правда, Егор берег, только вот для таких чурбаков, что обычным топором не взять, использовал.
– Расколол, что ли, Егор?
– Расколол, а ты как думал?
Бросив секиру, молодой человек потянулся да, щурясь от солнышка, направился к колодцу, что располагался рядом, на заднем дворе, возле огорода с черной землицей и первой нежно-зеленой травкой.
Там, у колодца, стоял с деревянными ведрами Федька, точнее сказать – таскал в баню воду, а Вожников, вот, дрова колол. И то и другое – типично женское занятие, но все ж делать-то их нужно было – заладили к вечеру баньку, а на захудалом дворище разорившегося своеземца Микеши Сучка народу вообще не было, если не считать самих ватажников, большая часть которых под водительством Чугреева еще с утра отправилась за город подыскивать местечки для будущих засад. Впрочем, Антип надеялся уже и сейчас хоть кого-нибудь повстречать на еще не просохшем шляхе, хоть что-нибудь взять, гопстопник чертов.
Ватажка уже собралась довольно большая, двадцать человек, или, как привыкли считать местные, – «полсорока». Окромя самого Чугреева да Егора с Федькой, еще и такие колоритные типы, как пегобородый Никита Кривонос – «Купи Веник», да приятель его, молодой Онисим Морда, да еще Иван Карбасов, да Линь Окунев – это все мужи опытные, остальные же – сопленосая молодежь, так, лет по шестнадцати-двадцати парни, примерно все на одно лицо, по крайней мере, Вожникову почему-то так и казалось. Да! Еще и сам Микеша Сучок, своеземец бывший, тоже в ватажники подался – кормиться-то надо. Его Антип, как и Кривоноса с Онисимом, и раньше еще знал по прежним своим делам, которые вспоминать не любил, знать, такие дела были.