Атаманыч
Шрифт:
Теперь все четверо молча сидели в неглубокой ямке, прикрытой кустарником.
Нацуме достал из кармана брюк часы, взглянул на циферблат и кивнул в советскую сторону:
— Осталось десять минут.
Опять наступило молчание.
Когда над тайгой поднялся столб пламени и полетели искры, Нацуме встал:
— Ну, время.
За ним поднялись и трое в красноармейской форме. Повернувшись на восток, в ту сторону, откуда восходит солнце, все зашептали молитву:
— Богиня Аматерасу, пошли нам удачу, свяжи руки наших врагов,
Как раз на этом участке границы с советской стороны в нейтральную зону вдавалась, как высунутый язык, узкая и длинная зеленая сопка. На этой сопке размещалась советская артиллерийская батарея. Нацуме это знал и на этом строил свой план перехода границы. Он полагал, что, как только начнется пожар и ветер погонит пламя к батарее, советские артиллеристы бросят всех людей на защиту своей позиции, начнут перебазировать орудия и боеприпасы на безопасное место. Вот тут-то он и сможет проскользнуть в глубь советской территории. Нацуме хорошо знал окрестные места: когда-то в молодости он работал на почте, и ему часто приходилось доставлять почту с Южной части Сахалина в Северную. Тогда не было через тайгу хороших дорог, почту возили на лошадях во вьюках. Нацуме прикидывал: «Переправлюсь через Хандасу, лесом выйду к селу Абрамовке, потом через Палево, Дербинск в Александровск… Но главное — пройти первые два-три километра».
Но за эти километры он был спокоен: тут его проводят эти трое и, если понадобится, отвлекут на себя внимание русских.
Нацуме и сопровождающие его солдаты нырнули в овраг.
Неожиданно из чащи вырвался широкий язык пламени и осветил все вокруг.
Японцы припали к земле. Пламя погасло, снова наступила темнота, и только тогда они двинулись дальше.
Пожар разгорался. Теперь то и дело приходилось останавливаться и пережидать, когда спадет шипящее пламя. Нацуме с опаской поглядывал на своих спутников. Молодые солдаты явно растерялись и жались к нему.
— Идите обратно! — приказал Нацуме.
Солдаты уползли. Нацуме остался один.
Он долго лежал в кустах прислушиваясь. Сначала он слышал среди далекого треска горящих сучьев шорох задеваемых уходящими японцами кустов. Потом наступила тишина.
Нацуме приподнялся и вдруг совсем рядом услышал шаги. Он плотно прижался к мокрой земле и замер.
— Товарищ старший сержант, пожар двигается в сторону батареи капитана Белова, — донесся до Нацуме тихий голос.
— Вижу, — ответил другой голос. — Артиллеристы, надо полагать, тоже заметили, но все равно надо сообщить на заставу. Беги к телефонной розетке.
Нацуме напрягся и даже перестал дышать. На его лбу выступили капельки холодного пота.
Пограничники пробежали в нескольких метрах.
Когда их шаги смолкли, Нацуме, не поднимаясь, ползком, скользнул через тропинку.
Лесной пожар захватывал все новое и новое пространство. Как огромная
Атаманыч лежал не шевелясь и лишь время от времени ощупывал рукой сумку с запасными дисками. Лежа дышать было легче — дым шел верхом, не опускаясь на землю.
Миша тихо окликнул своего напарника:
— Ну как, Скворцов?
— Все в порядке. А ты не уснул?
— Скажешь еще? — обиделся мальчик.
Время тянулось медленно. Вдруг в овраге, сразу в трех-четырех местах, хрустнули сухие ветки. Миша крепче сжал автомат.
Мимо разведчиков промчалось несколько оленей.
— Вон это кто, — шепнул Скворцов и вздохнул, — проклятый япошка!
— Чего ругаешься? — спросил Миша.
— Сердце не выдержало. Сколько богатства пропадает…
— Да, здорово лесу погорит.
— Не один лес… А звери, птицы?
— Как ты думаешь, Скворцов, зачем они подожгли тайгу?
— Подлость какую-нибудь готовят. Думаешь, нас привели сюда от этих вот оленей границу охранять?
— Нет, конечно…
Миша замолчал.
«А что, если как раз против меня выйдет нарушитель?» — думал он.
Миша взглянул на часы. Они показывали двадцать минут первого.
Все было по-прежнему спокойно. Сколько Миша ни смотрел, как ни напрягался, разглядеть ничего не мог.
Он чувствовал, как тяжелеют его веки, как слипаются глаза, как на него наваливается дремота.
«Только бы не заснуть, — думал он. — Только бы не заснуть…» Но глаза его закрывались сами собой. Миша зажмурился на секунду и, вздрогнув, открыл глаза. «Кажется, задремал?» — подумал он и осторожно оглянулся но сторонам.
Вокруг было все то же. Скворцов тихо проговорил:
— Видать, наши одолевают пожар: вроде огонь стихает…
— Похоже так… — отозвался Миша.
Снова наступила тишина.
— Ну как там, на твоей стороне, Скворцов?
— Медвежья берлога — хоть глаз коли, ничего не видать. А у тебя?
— А я как в сажу на дне котелка смотрю: одна чернота. Тут бы на каждый метр по часовому поставить надо…
— Эх ты, разведчик, — усмехнулся Скворцов. — Где глаз не видит, там ухо должно услышать, а ты — «на каждый метр по часовому»!
Миша ничего не ответил.
Как медленно тянется время! Кажется, уж час прошел, а посмотришь на часы — оказывается, прошло всего каких-нибудь десять минут.
В час лейтенант Остапов начал обход постов. Занятая разведчиками позиция не превышала километра, но пройти ее было не так-то легко, почти половину пути надо было передвигаться по открытому месту, ползком.
Лейтенант подполз к Мише и Скворцову. Тихо окрикнул:
— Как дела?
— Все в порядке, — ответил Скворцов.