Атаманыч
Шрифт:
Кандалин на мгновение открыл глаза.
— Владимир Григорьевич, вот мы и переправились. Потерпите, теперь совсем немного осталось…
— Ковальчук! Атаманыч! — вдруг услышал Миша несколько голосов.
Он поднял голову.
К нему, тяжело дыша, подбежали трое бойцов из разведвзвода.
— Наши! — не помня себя от радости, закричал Миша. — Владимир Григорьевич, вы слышите — наши!
Он замахал бойцам рукой и закричал:
— Скорее! Сержант ранен!
Бойцы подбежали и склонились над Кандалиным.
— Володя! — позвал его старший сержант Дегтярев.
Но
— Кладите его на шинель! — приказал Дегтярев.
Кандалина положили на шинель и понесли.
— Взводный вас совсем заждался, — говорил по дороге Дегтярев. — Все разведчики вернулись, а вас все нет и нет… Вот он и послал нас к Хандасе… Почему так долго?
— Зато не зря сходили, — отозвался Миша. — Сержант говорил, что в этом планшете важные бумаги… Мы и «языка» вели, да его свои же прихлопнули…
— Вот что, ребята, несите сержанта в санчасть, а я провожу Ковальчука в штаб, надо срочно передать планшет.
У входа в штабную землянку Миша встретил лейтенанта Остапова.
— Атаманыч? Живой! — радостно закричал лейтенант, обнимая мальчика. — А где сержант?
— Сержант ранен, его в санчасть понесли, — ответил Атаманыч, протягивая планшет, захваченный в японском дзоте.
— Пойдем к подполковнику.
Они вошли в штабную землянку.
Спустя полчаса Миша прибежал в санчасть проведать сержанта, но его к Кандалину не пустили.
— Его нельзя сейчас тревожить, он спит, — сказала вышедшая к мальчику санитарка.
— Передайте ему, как проснется, что добытые им документы — очень важные. Подполковник Урманов так и сказал: «Очень важные»…
Глава двадцать вторая. Бой на сопке
В палатку командира полка принесли свежую почту. Урманов взял в руки фронтовую газету «Тревога».
— Ну-ка послушай, Михаил Ерофеевич, что у нас делается на Большой земле! — окликнул он начальника штаба и начал читать: — «11 августа передовые части 6-й гвардейской танковой армии Забайкальского фронта перевалили Большой Хинган… Продвинувшись с 9 по 14 августа по территории Маньчжурии на 250–400 километров, войска Забайкальского фронта оказались в глубоком тылу противника и развернули наступление на крупные города Калган, Жэхэ, Мукден, Цицикар… Продолжаются сильные бои за овладение городом Хайлар, в котором засело более трех тысяч японцев… Войска Первого и Второго Дальневосточных фронтов продолжают продвигаться по Маньчжурии в восточном и северном направлениях. Наши самолеты нанесли мощные бомбовые удары по железнодорожным объектам, по укрепленным районам и административным центрам Маньчжурии — Харбину и Чанчуню, а также по портам Расин, Юки, Сейсин…»
— Молодцы! — немного постояв в молчании, произнес Урманов.
— А у нас вот застопорилось, — вздохнул начальник штаба.
— Да…
Командир полка, отложив на топчан газету, склонился над раскрытой картой.
Еще день назад в маленьком пограничном поселке Хандаса хозяйничали японские полицейские. Сегодня Хандаса стала советской. Над бывшим полицейским
Наши подразделения, развивая наступление, продолжали преследовать отступающих японцев. За три дня советские войска продвинулись на двадцать километров и вышли на берег реки. Здесь им преградил путь сильный артиллерийский и минометный огонь противника.
Японцы умело использовали местность для обороны. К тому же надо добавить, что и сама местность давала им большие возможности: куда ни глянь — везде топкие болота или голые, лишь кое-где покрытые редким кустарником плешины. Замаскироваться и подойти к японским позициям незамеченным было невозможно.
Отступая, японцы взорвали мост, а по местам, удобным для переправы, вели непрерывный артиллерийский обстрел.
— С правого фланга поступили известия? — спросил подполковник Урманов начальника штаба.
— На правом фланге наши подразделения вышли к отрогам Камышового хребта, — ответил начальник штаба. — Батальон Светлецкого продвигается к Татарскому проливу.
— Значит, Светлецкий выходит к горе Харамитоги с юго-запада? А здесь, на главной магистрали, наступление приостановилось. Да-а, крепкий орешек попался…
— Левее от шоссе, по данным нашей разведки, японские укрепления значительно слабее. Если попробовать там?
— Правильно, — быстро ответил Урманов. — Михаил Ерофеевич, где японская карта, которую добыли вчера разведчики Остапова?
— Вот она.
Урманов и начальник штаба склонились над принесенной Кандалиным и Атаманычем японской топкартой.
Этой же ночью, под покровом темноты, стрелковая рота и разведвзвод лейтенанта Остапова, сойдя с шоссе, углубились в чернеющее слева болото. В это время на другом участке наша артиллерия, отвлекая внимание противника, открыла огонь по японским позициям.
Пройдя с километр по топкой грязи, проваливаясь в ямы, бойцы незамеченными подошли к реке и бесшумно вошли в воду.
Ледяная вода обжигала. Вброд и вплавь бойцы переправились на противоположный берег и залегли в кустарнике, а разведчики поползли вдоль берега в сторону чернеющей сопки, из-за которой била по нашим частям японская артиллерия.
Миша вместе со всеми разведчиками лежал в густых зарослях высокого широколистного папоротника. Над его головой летели снаряды: наши — в сторону сопки и японские из-за сопки — в нашу сторону.
Все вокруг гудело и дрожало от взрывов.
Неожиданно японцы замолчали.
— Накрыла, — сказал лейтенант Остапов.
Но в это время японская артиллерия вновь начала обстрел. Теперь японские орудия били откуда-то правее прежнего места.
— Видать, перебросили, — прислушиваясь к свисту летящих снарядов, проговорил старший сержант Дегтярев.
— Похоже, перебросили, — согласился лейтенант и добавил: — Товарищ старший сержант, берите радиста, пятерых бойцов, постарайтесь подняться на вершину сопки и уточнить местонахождение японских орудий. Оттуда будете вести корректировку огня нашей артиллерии. Сигнал для начала огня — зеленая ракета. Выполняйте.