Атосса. Император
Шрифт:
Император во всяком случае не должен был вернуться раньше чем через три часа, и если бы у него, Антиноя, хватило смелости, он мог бы до возвращения Адриана навестить девушку, по которой тосковало его сердце, и все-таки возвратиться раньше своего повелителя.
Но раздумье пришло раньше, чем действие!
Вон там император взбирается на гору и может его видеть. Ждут гонцов, и ему поручено принять их. В случае дурных известий император не должен оставаться один ни при каких условиях.
Антиной десять раз подходил к своему доброму охотничьему коню, чтобы вскочить ему на спину; однажды он уже схватил его за уздечку, чтобы взнуздать, но за то время, что он продевал жеребцу через зубы гибкую, составленную из множества звеньев узду, его энергия снова пропала.
Эти колебания заняли целые часы, и наконец стало уже слишком поздно. Император мог скоро вернуться, и теперь было бы безумием думать о выполнении прекрасного плана.
Ожидаемый посланец уже явился со множеством писем, но Адриан все еще не возвращался.
Смеркалось; большие капли дождя падали с неба, покрытого густыми тучами, а Антиной по-прежнему оставался один.
К его тоске присоединилось сожаление об упущенном случае снова увидеть Селену и беспокойство по поводу долгого отсутствия повелителя.
Несмотря на усиливавшийся дождь, он вышел на воздух, подавляющая удушливость которого прежде парализовала его слабую волю, и позвал собак, намереваясь с ними разыскивать императора, но в эту минуту послышался лай молосского пса, и скоро затем Адриан с Мастором выступили из тьмы в полосу света, окружавшую освещенные палатки.
Император наскоро поздоровался со своим любимцем и затем молча позволил Антиною высушить ему волосы и принести трапезу, между тем как Мастор вымыл ему ноги и одел его в сухое платье. Когда Адриан вместе с вифинцем лег перед столом с приготовленными яствами, он сказал:
— Странный вечер! Какой жаркий и душный воздух! Нам нужно беречься, потому что нам грозит беда.
— Что с тобою случилось, государь?
— Разные происшествия. У первой же двери гробницы, в которую я хотел войти, я нашел какую-то черную старуху, которая замахала на нас руками и прокричала какие-то отвратительно звучавшие слова.
— Ты понял ее?
— Нет. Разве кто-нибудь может научиться египетскому языку?
— Значит, ты не знаешь, что она сказала?
— Мне пришлось узнать. «Смерть!» — закричала старуха! В гробнице, которую она охраняла, лежало множество людей, заболевших чумой.
— И ты видел их?
— Да. До сих пор я только слыхал об этой болезни. Она ужасна и соответствует тем описаниям, которые я читал.
— Ах, государь! — вскричал испуганный Антиной с упреком.
— Когда мы отошли от могилы, — продолжал Адриан, не обращая внимания на замечание юноши, — мы встретили старика в белой одежде и какую-то странную девушку, хромую и необыкновенно красивую.
— Она тоже шла к больным?
— Да, она несла им лекарство и хлеб.
— Но она не вошла к ним?
— Вошла, несмотря на мое предостережение. В ее спутнике я узнал своего старого знакомого.
— В старике?
— Он во всяком случае старше меня. Мы с ним часто встречались в Афинах, когда были еще молоды. Он принадлежал тогда к числу последователей Платона. Он был прилежнее и, может быть, также и талантливее нас всех.
— Каким образом подобный человек очутился при больных в Безе? Он сделался врачом?
— Нет. Еще в Афинах он с пламенным рвением искал истину и теперь утверждает, что нашел ее.
— Здесь, среди египтян?
— В Александрии, у христиан.
— А хромая девушка, сопровождавшая философа, тоже верит в распятого бога?
— Да, она сиделка или что-то в этом роде. Однако есть что-то великое в мечтаниях этих людей.
— Правда ли, что они поклоняются ослу и голубю?
— Вздор.
— Я тоже не совсем этому верил. Но, во всяком случае, они добры и заботятся о всех страждущих, даже чужих, не принадлежащих к их числу.
— Откуда ты знаешь это?
— Да ведь в Александрии много говорят о них.
— К сожалению. Я не преследую призрачных врагов, а к ним я причисляю мысли и верования людей; но иногда я спрашиваю себя: полезно ли для государства то, что граждане перестают бороться с житейскими нуждами и утешают себя надеждой на фантастическое счастье в другом мире, который, может быть, существует только в воображении тех, кто верит в него?
— Я бы желал, чтобы жизнь совсем оканчивалась смертью, — сказал Антиной задумчиво. — Однако же…
— Ну?
— Если бы я знал наверное, что найду в том другом мире тех, которых мне хотелось бы увидеть снова, я пожелал бы второй жизни.
— Значит, ты желал бы снова и целую вечность толкаться и тесниться среди массы старых знакомых, которых от первого до последнего смерть посылает в другой мир?
— Нет, но я желал бы, чтобы мне было позволено вечно жить с некоторыми избранными.
— А я принадлежал бы к их числу?
— Да! — вскричал Антиной с жаром и прижал губы к руке Адриана.
— Я знал это. Но ни за какую цену, даже из-за тебя, моего любимца, я не пожелал бы отказаться от единственного права, которое составляет преимущество человека перед бессмертными богами.
— Какое право ты подразумеваешь?
— Право выйти из рядов живущих, как только небытие мне покажется сноснее существования.
— Боги, разумеется, не могут умереть.