Атосса. Император
Шрифт:
— Да, господин.
— Так подай мне их, Мастор.
Раб, усердно работавший, чтобы укрепить палатку землею и камнями и оградить от просачивавшихся в нее дождевых ручьев, вскочил, быстро вытер руки, взял одну сумку из сундука, предназначенного для корреспонденции императора, и подал ее повелителю.
Адриан открыл сумку, вынул оттуда один свиток, быстро распечатал его и, пробежав его содержание, спросил:
— Что это? Я распечатал изречение оракула Аписа. Каким образом оно очутилось между новыми письмами?
Антиной подошел к Адриану, посмотрел на сумку и сказал:
— Мастор ошибся. Эти бумаги из Мемфиса. Я сейчас принесу тебе ту сумку, которая нужна тебе.
— Подожди, — возразил император. — Игра ли это случая или воля судьбы? Почему эта ошибка произошла именно сегодня? Почему из двадцати бумаг, находящихся в этой сумке, я должен был схватить именно эту? Посмотри сюда! Я объясню тебе эти знаки. Вот здесь изображены три пары рук, вооруженных щитами и мечами, возле названия египетского месяца, который соответствует нашему ноябрю. Это три знака несчастья. Вот эти три лютни вверху — счастливое предзнаменование; вон те мачты показывают обыкновенное состояние вещей. Три из этих иероглифов стоят всегда вместе. Три лютни означают большое счастье, две лютни и одна мачта — счастье и среднее благосостояние, одна пара рук и две лютни — несчастье, за которым следуют хорошие часы, и так далее. Здесь, в ноябре, начинаются вооруженные руки; они соединены по три пары и предвещают исключительно угрожающее несчастье, которое не ослабляет ни одна благоприятная лютня. Видишь ты это, мальчик? Понимаешь ты теперь смысл этих знаков?..
— Да, да; но правильно ли ты истолковываешь их? Сражающиеся руки, может быть, ведут к победе.
— Нет. Египтянин изображает ими распрю, а распря и беспокойство для него то же самое, что мы называем дурным и злым.
— Как это странно!
— Нет, это правильная мысль. Египтяне говорят, что все первоначально было создано богами, хорошо, но сами по себе совершенные части мироздания изменились в своей природе благодаря беспокойным отклонениям. Это объяснение дал мне жрец Аписа; а вот здесь, возле имени ноября, стоят три пары сражающихся рук — ужасные знаки! Если одна из молний, которые беспрестанно освещают нашу палатку потоками света, убьет меня, и тебя, и всех нас, то в этом не будет ничего удивительного. Нам предстоит нечто тяжкое, страшное. Нужно иметь мужество, чтобы сохранить ясный взгляд и не пасть духом при подобных знамениях.
— Употреби против борющихся рук египетских богов свои собственные руки — они сильны, — возразил Антиной; но император опустил голову и сказал с унынием:
— В борьбе против судьбы даже боги должны потерпеть поражение.
Непогода продолжала бушевать. Буря не один раз вырывала из земли колышки, к которым были прикреплены веревки палатки, и заставляла рабов удерживать руками легкое жилище императора. Развернувшиеся тучи низвергали огромные массы воды на горы пустыни, на которые в продолжение нескольких лет не падала ни одна дождевая капля, и наполняли ручьями и потоками каждую сухую впадину на склонах.
Ни Адриан, ни Антиной не смыкали глаз в эту страшную ночь.
Император открыл еще только один свиток из всех, находившихся в новой сумке. Он содержал в себе известие, что префект Титиан жестоко страдает от припадков застарелой одышки, и просьбу этого почтенного человека о том, чтобы ему было позволено оставить государственную службу и удалиться в свои имения.
Для Адриана было далеко не малою потерею лишиться в будущем этого надежного помощника, человека, которого он имел в виду для успокоения и покорения Иудеи, где вспыхнули новые восстания. Уничтожить взбунтовавшуюся провинцию — это мог сделать и другой, но победить ее добротою и сохранить ее в целости могло удаться только кроткому и умному Титиану.
У императора не хватило мужества распечатать еще какое-нибудь письмо в эту ночь. Он молча лежал в постели до рассвета и думал о всех дурных часах своей жизни: об умерщвлении Нигрина, Титиана [164] и других сенаторов, благодаря чему он обезопасил свое владычество; он давал обеты богам принести им новые великие жертвы, если они охранят его от приближавшегося несчастья.
Когда он утром встал, Антиной испугался, пораженный его видом: в лице и губах Адриана не было ни кровинки.
164
Согласно другой версии, Атилий Руф Титиан подвергся опале лишь в царствование Антонина Пия.
По прочтении полученных писем Адриан уже не пешком, а верхом на лошади отправился с Антиноем и Мастором в Безу, чтобы дожидаться там своей свиты.
XIII
Разъяренные стихии свирепствовали в эту ночь и в округе нильского города Безы.
Граждане этого старого города сделали все, что могли, для приличного приема путешествовавшего властителя. Главные улицы были убраны цветочными гирляндами, перекинутыми от мачты к мачте, от дома к дому, а в гавани у самого берега были поставлены статуи императора и его супруги. Но буря свалила гирлянды вместе с мачтами на землю, и возмущенные волны реки, ударяясь с неукротимой силой в берег, отрывали и уносили с собой один кусок земли за другим, вбивались, подобно водяным клиньям, в трещины засохшей почвы и подламывали высокий берег у пристани.
После полуночи буря разбушевалась с неслыханной силой, сорвала покрытые пальмовыми ветвями кровли с нескольких домов и так сильно хлестала нильский поток, что он стал похож на бушующее море.
Огромная масса волн всей своей сплошной силой устремлялась снова и снова на выступ берега, где стояли статуи императорской четы.
Незадолго до появления первого проблеска рассвета коса земли, не укрепленная никакими каменными сооружениями, не выдержала напора бешеных волн. Земляные глыбы скользили и падали с громким плеском в поток, за ними последовал, с громовым шумом, большой кусок берегового спуска.
Лежавшая позади площадь земли понизилась, статуя императора зашаталась и медленно наклонилась, готовая упасть. Когда рассвело, она лежала на земле пьедесталом вверх, ее голова зарылась в землю.
На рассвете граждане вышли из своих домов и узнали от моряков и рыболовов о случившемся в гавани ночью. Как только буря улеглась, сотни, тысячи мужчин, женщин и детей столпились на пристани, чтобы посмотреть на упавшую статую. Они увидели оползшие глыбы, узнали, что река оторвала часть земли от берега и причинила это несчастье.
Не прогневался ли на императора нильский бог Хапи!
В несчастье, постигшем статую императора, во всяком случае следовало видеть дурное предзнаменование.
Топарх [165] , глава народа, приказал вновь поставить статую повелителя, которая, впрочем, осталась неповрежденною, и сделать это немедленно, так как император мог прибыть через несколько часов.
Множество жителей этого города, свободные и рабы, усердно занялись этой работой, и вскоре статуя императора, изваянная в египетском стиле, снова стояла прямо и своим неподвижным лицом смотрела на гавань.
165
Топарх — начальник области.