Атташе
Шрифт:
Каннибалы пришли через три дня — мы как раз закончили первую линию окопов и выровняли бруствер, копали ходы сообщения для скрытного отхода за каменные осыпи в пятидесяти метрах за нами. Перегородили Кишку плотно — триста метров между двумя отвесными склонами — каждый высотой в четыре-пять человеческих ростов. Наверх взбирались только абиссинцы и Перец с Кэем, которого вахмистр взял в подносчики патронов вместо покинувшего нас Фишера.
В тамтам барабанил теперь какой-то незнакомый парнишка. Справлялся — и ладно.
Тес
— Я убил его, когда он мочился рядом с термитником, — сказал абиссинец, — У нас говорят — мочиться рядом с термитником плохая примета. Гляди, масса, это племя Тарантула — видишь, паутина на виске? Они рисуют такие перед походом. Дрянные люди.
Постепенно к моему костру подтянулись Дыбенко, Перец, остальные легионеры и хоофы — шефы, старшие — из кафров, их было человек двенадцать, остальные находились при своих десятках.
— Сюда движется передовой отряд, сотня воинов с ассегаями, не больше. Я спрятал тело в термитнике — они его не найдут, потому — не насторожатся. Будут здесь к обеду. Надо сделать так, чтобы никто не ушел.
— Сотня Тарантулов, — Кэй вздохнул, выражая опасения всех кафров, — Большая сила! Сотня каннибалов съедала две или три деревни, если приходила в Наталь внезапно!
— Вот и давайте сделаем так, чтобы в Наталь не пробрался не один урод! — тряхнул чубом Дыбенко. И глянул вопросительно на хоофов: — Чем Тарантулы отличаются от буйволов? А?
— Чем? — спросил один из них, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
— На них нужно потратить меньше патронов! Давай! По подразделениям — кругом — марш! Рыба-колбаса, рыба колбаса!
Кафры приободрились. Всё-таки инцидент со стадом копытных пошел нам всем на пользу. Наши стрелки должны были сдюжить... А вот выстоят ли ребята Стеценки и Вишневецкого — это был большой вопрос. С другой стороны — сволочь Стеценко застрелит не одного, а двадцать одного, если увидит, что бегство подчиненных угрожает его драгоценной шкуре. А к Вишневецкому ехал Фишер... Попахивало всё это скверно. Любая война пахнет скверно, с этим не поспоришь, но...
— Все по местам! Раздать патроны! Вахмистр — возьмите с собой десяток хоофа Пататы, занимайте позицию во-о-он там, и не смейте открывать огонь, пока Тарантулы не обратят тыл!
Я оглянулся на Дыбенку — он был формальным командиром всего этого бардака. Старшина благодушно смотрел на мои усилия и довольно ухмылялся, затягиваясь самокруткой. Его черед придет в бою — там, в огне, он в своей стихии. А вот планирование — это, по мнению чубатого вояки, лучше получается у меня. По крайней мере, именно это Дыбенко, слегка окосев, внушал мне после бутылки мадеры еще в предгорьях.
— Накомандовался? — спросил он, — Хватит суетиться. Пошли, промочим горло. У меня на дне еще что-то булькает.
Старшина достал из нагрудного кармана гимнастерки плоскую фляжечку и пошевелил ею из стороны в сторону. И вправду — забулькало. Я ненароком сглотнул — становлюсь латентным пьяницей? Дыбенко понимающе ухмыльнулся.
Белые зубы на его сером от пыли
II ДАВИД И ГОЛИАФ
Воины племени Тарантула устроили свистопляску у входа в ущелье. Они носились туда-сюда меж камнями, потрясали своими исполинскими ассегаями, били древками о щиты, высоко подпрыгивали и истошно вопили, желая сбить с толку защитников Наталя. Стоит сказать — у них получалось. Кафры заметно нервничали, легионеры злились.
Да и выглядели каннибалы грозно — эдакие шоколадные молодчики под два метра ростом, мускулистые, раскрашенные как тысяча чертей. Один из них — с огромным плюмажем из страусиных перьев на голове — выбежал вперед и бесстрашно устремился к нашим позициям. Нельзя было дать ему разглядеть, как тут все устроено, и вернуться обратно!
На полпути каннибал остановился и принялся кричать что-то оскорбительное, и размахивать ассегаем, а потом развернулся к нам спиной, наклонился и продемонстрировал свой афедрон, да еще и повилял им туда-суда, чтобы оскорбить нас еще пуще. В ответ ему неслась отборная ругань имперцев и свист кафров — но своих мест никто не покидал.
— На бой зовет! — услышал я голос Кэя. Юноша задумчиво глядел на кровожадного исполина, который продолжал потешаться над нами, а потом протянул руку: — Можно?
Я не сразу понял, что он просит мой револьвер. Зачем это он ему?
— Наши боятся,— сказал Кэй, — Надо показать им, что каннибалы ничем не отличаются от буйволов.
— А ты не боишься?
— Не боюсь! Я — человек Джа!
Наверное, у Тесфайе нахватался. Они здорово сдружились за время похода. С другой стороны — юный кафр служил в доме архиепископа и там тоже, наверное, нахватался всей это ветхозаветной риторики... Я пожал плечами:
— Держи. Только вот что: как только услышишь крик "ложись" — падай на землю и прижимайся к ней, как к родной матери! Понял?
— Так точно! — вытянулся в струнку рядовой Кэй, так и продолжая двумя пальцами держать револьвер в вытянутой руке.
Балбес!
— Что — "так точно", кафрскую твою душу ети?
— Так точно — после крика "ложись" упасть на землю и прижаться к ней, как к родной матери! Разрешите доложить, командир!
— Разрешаю, докладывай, — я устало потер пальцами переносицу.
— Я матери своей не знал, меня тетушки воспитывали...
— Етитьска сила, рядовой Кэй! — меня переполняли разного рода эмоции, требующие словесного выхода, но воспитание не позволяло.
— Никак нет! Так точно! Не могу знать! Разрешите выполнять? — Кэй тарабанил по-имперски уставные формулы почти без акцента, но черта лысого этот парень понимал, что именно он несет.
Солдат, однако! Развернувшись на босых пятках, кафр двинулся в сторону огромного каннибала чуть ли не вприпрыжку. Тот и вовсе уже потерял всякий стыд — задрал набедренную повязку из какой-то пятнистой шкуры и тряс мудями в виду наших окопов.