Аттические ночи. Книги I - X
Шрифт:
Если бы какое-либо лицо из числа нарушивших прежде закон было бы за это наказано, ты бы не выступал ныне с таким предложением. Точно также, если ты нынче понесешь наказание за свои действия, впредь никто с подобным предложением выступать не станет"". [1842] (4) Так Тавр всякого рода увещеваниями и наставлениями вел своих последователей к правилам благой и безупречной природы.
Что есть rogatio (законопроект), что lex (закон), что plebiscitum (общенародное постановление), что privilegium (постановление, касающееся одного лица); и насколько все эти [слова] различаются [между собой]
1842
151 Dem. Adv. Androt., 7.
(1) Слышу я, как спрашивают, что есть lex, что plebiscitum, что rogatio, что privilegium. (2) Атей Капитан, весьма сведущий в общем и частном праве, определил, что такое lex в следующих словах: "Lex — общее решение народа или плебса на основе предложения магистрата". [1843] (3) Если это определение составлено правильно, то ни [постановление] об империи Помпея, [1844] ни [решение] о возвращении Цицерона, [1845]
1843
152 Fr. 24 Strzelecki.
1844
153 Империй — военная власть с широкими административными полномочиями. Согласно lex de imperio Pompei или lex Manilla, принятому в январе 66 г. до н. э., Помпею было передано ведение войны на Востоке с Митридатом и Тиграном с вручением ему высшего империя по отношению к другим полководцам и с правом самостоятельно объявлять войну и заключать мир.
1845
154 Закон о возвращении Цицерона из изгнания был принят 4 августа 57 г. до н. э. В сущности, оба этих закона являются просто правительственными мерами, вынесенными на голосование в комиции.
1846
155 Помпеем, бывшим в то время консулом без товарища, были вотированы два закона против Милона, убийцы Клодия. Здесь речь идет о rogatio de vi (законе о насилии), принятом 28 февраля 52 г. до н. э. и позволившем начать процесс над Милоном в исключительном порядке.
1847
156 CGL IV 273, 7; V 646, 12 также определяют priva как singula. Ср.: Aero. Ad Ног. Carm., II, 5, 11: "Ведь privum — то, что касается одного, и отсюда privilegium". Что касается самого слова privilegium, то определения, даваемые глоссариями, многочисленны, но совершенно согласны: "закон не общественный, но частный", "исключительный закон" и т. д.; подобный индивидуальный закон воспринимался как "отступление от закона (lex)" (Ibid.). Именно так трактует этот термин Цицерон, весьма негативно отзываясь о привилегиях (De leg., III, 4, 11; De dom., XVII, 43; Pro Sest., XXX, 65).
1848
157 Гай Луцилий — см. комм, к Noct. Att., I, 3, 19.
(5) Но Капитон в этом же определении отделил plebs от populus (народ), поскольку в populus заключается всякая часть народа и все его сословия; a plebs называется то сословие, в которое не входят отцовские роды граждан. [1851] (6) Поэтому, согласно Капитону, plebiscitum — закон, принятый не populus, но plebs. [1852]
1849
158 Acama — неизвестная рыба, самым лакомым кусочком которой считалась голова, и особенно мозг. Фрагмент Луцилия цитируется также у Нония (Р. 235). Ср. также: Plin. Nat. Hist., XXXII, 11, 53.
1850
159 V. 49 Marx.
1851
160 Т. е. патриции.
1852
161 Fr. 29 Strzelecki. Плебисцитами назывались решения, принятые на трибутных комициях, бывших изначально собраниями плебеев, поэтому принятые на этих собраниях решения касались только плебеев; решения, касающиеся всего народа, принимались на центуриатных комициях. Но закон Гортензия 287 г. до н. э. окончательно утвердил законодательную силу плебисцитов, распространяющуюся на всех граждан, и сословный смысл этого слова оказался утрачен.
(7) Но основой, началом, и как бы источником всего этого дела и закона — на обсуждение народа ли, плебса ли выносится законопроект, касается <ли он отдельных лиц> [1853] или всех, — является рогация (rogatio). [1854] (8) Ведь все эти слова определяются и объединяются главным родом и именем rogatio; поскольку если бы на обсуждение народа или плебса не выносились законопроекты, то невозможно было бы никакое постановление плебса или народа.
1853
162 Дополнение Гроновия.
1854
163 Рогация — законопроект, представляемый перед одним из народных собраний Рима. Слово rogatio происходит от глагола rogare (спрашивать, предлагать), поскольку магистрат предлагает законопроект. Рогация могла стать законом (lex), а могла и нет, будучи отвергнута.
(9) Но хотя это и так, в древних сочинениях, как мы приметили, разница между этими словами все же невелика. Ведь и плебисциты и привилегии они обыкновенно называли словом lex, и также именовали их всех смешанно и без разбора словом rogatio. [1855] (10) Также и Саллюстий, человек, в высшей степени консервативный в употреблении слов, последовал обыкновению и обозначил privilegium, внесенный о возвращении Гнея Помпея, как lex. Вот слова из второй [книги] его „Истории“: „Ведь народный трибун Гай Геренний воспрепятствовал консулу Сулле внести закон (lex) о его возвращении“. [1856]
1855
164 Действительно, имелась тенденция определять любое решение, принятое populus как lex, и именно так определяет это слово Гай: "Lex — то, что приказывает и устанавливает народ" (Inst., 3).
1856
165 Sail. Hist., II, fr. 21 Maur.
Почему Марк Цицерон всегда крайне тщательно избегал слов novissime (недавно) и novissimum (наконец)
(1) Известно, что Марк Цицерон не желал использовать немало слов из тех, что и сегодня часто употребляются, и прежде были в употреблении, так как не одобрял их; например, novissime и novissimum. (2) Ведь хотя и Марк Катон, и Саллюстий, и прочие [писатели] его эпохи весьма часто без разбора пользовались этим словом, и даже многие весьма ученые мужи писали его в своих книгах, он, кажется, все же воздерживался от него, полагая его чуждым латинскому языку, поскольку Луций Элий Стилон, [1857] бывший ученейшим человеком того времени, избегал употребления этого слова как нового и нехорошего.
1857
166 Луций Элий Стилон — см. комм, к Noct. Att., II, 21, 7.
Потому я решил, что следует привести также то, что Марк Варрон думал об этом слове, словами самого Варрона из шестой книги „О латинском языке“, посвященной Цицерону. „Вместо extremum (в конце концов, наконец), — говорит он, — повсеместно стали говорить novissimum, чего на моей памяти избегали как Элий, так и другие старые авторы, поскольку слово было слишком необычным; что до его происхождения, то как от vetus (старый, древний) — vetustius (старше, древнее) и veterrimus (старейший, древнейший), так и от novus (новый, ранний) произведены novius (новее, раньше) и novissimus (новейший, самый ранний)“. [1858]
1858
167 L. 1. VI, 59. В действительности, novissimus фигурирует в речах Цицерона (Pro Rose, XXX); вообще, формы превосходной степени от novus встречаются у многих латинских авторов. Сравнительная же степень, вопреки утверждению Варрона, практически не встречается. У Геллия novius присутствует в VI, 17, 8, где его восстанавливает Гертц.
Избранный фрагмент из книги Платона под названием „Горгий“ о поношениях со стороны ложной философии, с которыми нападают на философов незнающие благ подлинной философии
(1) Платон, человек, ревностно приверженный истине и всегда готовый всем ее открыть, то, что, бесспорно, можно утверждать о тех праздных и невежественных [лицах], под прикрытием имени философии проводящих время в бесполезном досуге и в шепоте и уединении, [1859] высказал, пусть от имени персонажа не авторитетного и не достойного, однако искренне и чистосердечно. (2) Ведь хотя Калликл, [1860] устами которого он это произносит, и возводит на философов позорные и бесчестные [обвинения], не зная истинной философии, все же следует принять сказанное с тем, чтобы мы понимали, что нам исподволь напоминается, дабы мы сами не заслужили такого рода упреки и не подменяли уважение и приверженность философии бездельной и суетной праздностью.
1859
168 В оригинале: "linguae vitaeque tenebras" — "в помрачении речи и жизни".
1860
169 Калликл — один из героев диалога Платона "Горгий", софист, молодой, богатый, образованный аристократ, стремящийся к государственной карьере, умный, но эгоистичный и жестокий, так называемый "сильный человек". Скорее всего, это вымышленный персонаж.
(3) Я выписал из сочинения под названием „Горгий“ слова самого Платона на эту тему, не решившись их перевести, поскольку латинская речь [вообще], а тем более моя, совершенно не могут приблизиться к их своеобразию: (4) „Да, разумеется, есть своя прелесть и в философии, если <заниматься ею умеренно и в молодом возрасте, но стоит задержаться на ней дольше, чем следует, и она погибель для человека! (5) Если даже ты очень даровит, но посвящаешь философии более зрелые свои годы, ты неизбежно останешься без того опыта, какой нужен, чтобы стать человеком уважаемым. (6) Ты останешься несведущ в законах своего города, в том, как вести с людьми деловые беседы — частные ли, или государственного значения, безразлично, — в радостях и желаниях, одним словом, совершенно несведущ в человеческих нравах. (7) И к чему бы ты тогда не приступил, чем бы ни занялся — своим ли делом, или государственным, ты будешь смешон, так же, вероятно, как будет смешон государственный муж, если вмешается в наши философские рассуждения и беседы>“. [1861] [8, 9]
1861
170 Plat. Gorg., 484 с-е. Перевод С. П. Маркиша. Цитаты из "Горгия" восстановлены по изданиям Платона; в рукописях "Аттических ночей" греческий текст почти полностью отсутствует.
(10) Немного далее он добавляет следующее: „<Самое правильное, по-моему, не чуждаться ни того ни другого. Знакомство с философией прекрасно в той мере, в какой с ней знакомятся ради образования, и нет ничего постыдного, если философией занимается юноша. (11) Но если он продолжает свои занятия и возмужав, это уже смешно, Сократ, и, глядя на таких философов, я испытываю то же чувство, что при виде взрослых людей, которые по-детски лепечут и резвятся. (12) Когда я смотрю на ребенка, которому еще к лицу и лепетать и развиться, мне бывает приятно, я нахожу это прелестным и подобающим детскому возрасту свободного человека, (13) когда же слышу маленького мальчика, говорящего вполне внятно и отчетливо, по-моему, это отвратительно — мне это режет слух и кажется чем-то рабским. (14) Но когда слышишь, как лепечет взрослый, и видишь, как он по-детски резвится, это кажется смехотворным, недостойным мужчины и заслуживающим кнута. (15) Совершенно также я отношусь и к приверженцам философии. (16) Видя увлечение ею у безусого юноши, я очень доволен, мне это представляется уместным, я считаю это признаком благородного образа мыслей; того же, кто совсем чужд философии, считаю человеком низменным, который сам никогда не найдет себя пригодным ни на что прекрасное и благородное. (17) Но когда я вижу человека в летах, который все еще углублен в философию и не думает с ней расставаться, тут уже, Сократ, по моему мнению требуется кнут! (18) Как бы ни был, повторяю я, даровит такой человек, он наверняка теряет мужественность, держась вдали от середины города, его площадей и собраний, „где прославляются мужи“, по слову поэта; [1862] он прозябает до конца жизни в неизвестности, шепчась по углам с тремя или четырьмя мальчишками, и никогда не слетит с его губ свободное, громкое и дерзновенное слово>“. [1863] [19–23]
1862
171 Гомеризм: см. Ноm. II., IX, 441.
1863
172 Plat. Gorg., 485 а-е. Перевод С. П. Маркиша.