Аттические ночи

Авл Геллий

(20) Однако, - продолжал Фаворин, - мы скажем, что думаем об этих и прочих подобных рассуждениях относительно судейских обязанностей и позже, когда будет досуг; и [тогда же] попробуем рассмотреть наставления Элия Туберона {30} об обязанностях судьи, которые я совсем недавно прочел. (21) Что же касается денег, дело о возвращении которых ты, по твоим словам, рассматриваешь как судья, я советую тебе, клянусь Геркулесом, воспользоваться советом Марка Катона, {31} разумнейшего человека, который в речи в защиту Луция Турия против Гнея Геллия {32} говорит, что предками было установлено, [и сейчас] соблюдается так, что, если тяжбу между двумя лицами невозможно разрешить ни на основании записей, ни с помощью свидетелей, тогда у судьи, который ведет следствие по делу, спрашивают, кто из этих двух людей достойнее. Если же они равно достойны - хороши ли они одинаково или дурны, - необходимо доверять ответчику и вынести решение согласно

его показаниям. (22) В том деле, которое у тебя вызывает сомнения, истец - превосходный человек, а тот, кто привлекается к ответственности, - отвратительный, и дело происходило между ними двумя без свидетелей. (23) Итак, иди и окажи доверие истцу и осуди ответчика, ибо, как ты говоришь, они не равно достойны, а истец лучше".

{30 Квинт Элий Туберон — см. комм. к Noct. Att., I, 22, 7.}

{31 Марк Порций Катон Старший — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 17.}

{32 Гней Геллий — см. комм. к Noct. Att., VIII, 14. Имя Луция Турия более нигде не встречается.}

(24) Так, как и подобает философу, мне посоветовал Фаворин. (25) Однако я решил, что разобраться в споре и вынести решение сообразно личным качествам [тяжущихся], а не на основании имеющихся в деле доказательств - слишком значительное и сложное дело для моего возраста и скромных способностей. Я не смог решиться на оправдательный приговор и поэтому поклялся, что [дело] мне неясно, и таким образом оказался освобожденным от произнесения вердикта.

(26) Слова же из речи Марка Катона, о которых вспомнил Фаворин, таковы: "Я сохранил в памяти следующее [предписание] от предков: если один от другого требует чего-либо и при этом оба равны - хороши ли они или дурны - и при этом сделка осуществлена между ними без присутствия свидетелей, следует скорее оказать доверие ответчику. Если бы теперь Геллий и Турий дали взаимное клятвенное обязательство (sponsio), и если бы Геллий не был лучшим человеком в сравнении с Турием, то никто не оказался бы, я полагаю, столь безумным, чтобы решить, что Геллий лучше Турия. Если же Геллий не лучше Турия, то скорее следует верить ответчику". {33}

{33 Fr. 206 Malc.}

Глава 3

Находились ли в соперничестве и вражде между собой Ксенофонт и Платон

(1) Те, кто описали точнейшим образом почти все, касающееся жизни и нравов Ксенофонта и Платона, полагали, что они были не свободны от своего рода скрытого и неявного ревнивого соперничества, и представили предположительные доказательства этому из их сочинений. (2) Эти [доказательства], действительно, такого рода: во всех книгах Платона нет ни одного упоминания Ксенофонта, и точно так же, наоборот, тот в своих книгах [не упоминает] Платона, {34} хотя оба, и в особенности Платон, называют в написанных ими сочинениях многих учеников Сократа. {35} (3) [Биографы двух этих мужей] предположили, что признаком отсутствия искреннего и дружеского согласия служит также следующее: Ксенофонт выступил против того знаменитого сочинения Платона, где описана наилучшая форма государственного управления, после того как прочел из него почти две книги, которые первыми были обнародованы; и описал противоположный способ правления, монархический, озаглавив [свое сочинение] "Киропедия". (4) Говорят, что Платон был настолько взволнован этим фактом и самим сочинением, что в одной из книг, упомянув царя Кира, сказал ради умаления и ослабления труда [Ксенофонта], что Кир был человеком деятельным и отважным, "который совершенно не уделял внимания правильному воспитанию". {36} Таковы слова Платона о Кире.

{34 Здесь Авл Геллий неточен; Ксенофонт один раз упоминает Платона (Mem., III, 6, 1).}

{35 Cp.:Diog. Laert., III, 34.}

{36 Plat. Leg., 694e. У Геллия цитата дана по-гречески.}

(5) Далее, [эти критики Платона и Ксенофонта] полагают, что к описанному мною выше [соперничеству] имеет отношение и следующее: Ксенофонт в книгах, которые он составил в виде заметок о деяниях и словах Сократа, заявлял, что тот никогда не рассуждал о небе и причинах явлений природы, а также не затрагивал и не выказывал одобрения по отношению к прочим наукам, не направленным на [достижение] блаженной и счастливой жизни, которые греки называют . {37} Поэтому он утверждает, что бессовестно лгут те, кто [приписывают] рассуждения такого рода Сократу. (6) "Когда Ксенофонт это писал, - говорят [подобные люди], - он со всей очевидностью имел в виду Платона, в сочинениях которого Сократ рассуждает о физике, музыке и геометрии". (7) Но если [даже] поверить этому и заподозрить столь достойных и уважаемых людях в чем-то подобном, то причина, как я полагаю, будет заключена не в завистливой враждебности, не в ненависти и не в борьбе за обретение еще большей славы, ибо эти [чувства] далеко отстоят от нравов философии, которыми по всеобщему признанию отличались эти оба. (8) Тогда каково же объяснение сложившегося мнения? Совершенно очевидно, оно следующее: само равенство

и сопоставление сходных между собой добродетелей, даже если воля и стремление к состязанию отсутствует, все же создает видимость соперничества. (9) Ибо, когда великие таланты двух или более знаменитых [мужей] в изучении одного и того же предмета оказываются либо равны, либо почти равны по своей славе, у сторонников той и другой стороны возникает спор по поводу того, как следует оценить их труды и славу. (10) Впоследствии от чужого соперничества поветрие состязательности повеяло на них самих, и их стремление [двигаться] на жизненном пути к одной и той же конечной черте, к добродетели - вне зависимости от того, идут ли они в ногу или один обгоняет другого, - навлекает на них подозрение в соперничестве стараниями не их самих, но поклонников.

{37 Xen. Mem., I, 1, 1.}

(11) Потому-то и думают, что и Ксенофонт и Платон - два светоча сократического благолепия - проводили время в соревновании и в борьбе, что у других шли сражения по поводу того, кто из них значительнее, а также потому, что два близких дарования, которые одновременно стремятся ввысь, создают своего рода видимость состязания и соперничества.

Глава 4

О том, что Хрисипп точно и удачно создал портрет Справедливости (Iustitia) посредством [подбора] интонации и смысловых оттенков слов

(1) Достойным образом и точно, клянусь Геркулесом, Хрисипп {38} в первой книге сочинения "О красоте и наслаждении" описал уста и глаза Справедливости (Iustitia), а также и весь ее облик словами, от которых веет суровостью и благоговением. (2) Ибо он создает образ Справедливости, говоря, что в старину художники и риторы обычно придавали ей примерно такой вид: "Обликом и наружностью она - дева, лицо сурово и наводит страх, глаза пронизывающие; не заискивающие и не безжалостные; взгляд печальный, но исполненный достоинства". (3) Этим портретом, думается, он хотел показать, что судье - жрецу Справедливости - полагается внушать уважение, быть безупречным, суровым, неподкупным, неподдающимся влиянию лести, безжалостным и непреклонным по отношению к нечестным и преступным, внимательным, недоступным и могущественным, внушающим страх силой и величием справедливости и истины. (4) Слова самого Хрисиппа, написанные им по этому вопросу, таковы: "Говорят, что она дева - в знак того, что она неподкупна и ни в чем не уступает злодеям, не принимает ни угодливые слова, ни мольбы, ни просьбы, ни лесть, ни чего-либо другого такого же рода. В соответствии с этим [Справедливость] изображается сумрачной, с напряженным лицом, внимательным и пристальным взглядом, чтобы внушить страх поступающим несправедливо, а справедливым - смелость, поскольку лик ее выражает благосклонность к одним и суровость к другим". {39}

{38 Хрисипп — см. комм. к Noct. Att., I, 2, 10.}

{39 Arnim III. P. 197—198. У Геллия цитата дана по-гречески.}

(5) Я решил, что эти слова Хрисиппа в особенности заслуживают упоминания для того, чтобы они были доступны для рассмотрения и обсуждения, тем более что, когда мы это читали, некоторые философы, чье направление мысли не столь сурово, утверждали, что это - портрет Жестокости, а не Справедливости.

Глава 5

Спор между известными грамматиками в Риме, посвященный вопросу о звательном падеже слова "egregius" (выдающийся )

(1) Как-то, будучи усталым от длительных научных занятий, ради облегчения и расслабления души я прогуливался по полю Агриппы. {40} Случилось так, что там я заметил двух грамматиков, имена которых в городе Риме были достаточно известны. Я присутствовал при их весьма яростном споре, когда один из них утверждал, что в звательном падеже следует говорить vir egregi, а другой - vir egregie (выдающийся муж). {41}

{40 Часть Марсова поля, изначально принадлежавшая Агриппе; в 7 г. н. э. Август сделал поле Агриппы открытым для широкой публики.}

{41 Слова на -ius в форме вокатива, как правило, заканчиваются на -i, хотя происхождение этого окончания не вполне ясно. Подробнее см.: Тройский И. М. Историческая грамматика латинского языка. М., 2001. С. 153.}

(2) Довод того, кто полагал, что следует говорить egregi, был вот каков: "Все имена или слова, которые оканчиваются в именительном падеже единственного числа слогом -us и у которых перед [этим] последним слогом находится гласная i, в звательном падеже имеют окончание -i, как-то: Caelius - Caeli (Целий), modius - modi (модий), {42} Accius - Acci (Акций), Titius - Titi (Титий) и тому подобные слова. Итак, слово egregius, так как оно имеет окончание -us в именительном падеже и этому слогу предшествует гласная i, в звательном падеже должно иметь на конце гласную i и, следовательно, правильнее говорить egregi, а не egregie. А что до слов d'wus (божественный), rivus (ручей), clivus (холм), то на -us они не кончаются, но [относятся к] таким, которые следует писать через два и, и для того чтобы отметить звук слога, была изобретена новая буква, которую назвали дигаммой". {43}