Атын
Шрифт:
— Это твои женщины? — вдруг спросил Талгат.
— Мнэ-э-э… — замялся я.
— Ты с ними воду разделил?
— Да.
— А еду с ними разделил?
— Да, разделил.
— А кирим делал?
— Э, ээээ…?
Талгат большим и указательным пальцем левой руки изобразил кольцо, а пальцем правой подвигал внутри кольца. А, это он про секс говорит.
— Делал, ага.
— Значит они – твои женщины.
— Вот как. Ну, значит, мои женщины, — я согласился. Что тут спорить, дело сделано. На чужой роток не накинешь платок. Статус моих подружек меня ничуть не колыхал. Надо будет на досуге ознакомиться с местным гражданским кодексом.
— Приедем в кочевье, заберешь пленников, кулут будет.
Я вспоминал, что такое кулут. Что-то знакомое, раб что ли. А, вспомнил! Подневольный работник. Типа батрака, отрабатывающего свой долг.
— А…
— А я бы кулут не брал. Поймал – секир башка сделал, — Талгат продолжал свою речь, — кулут – плохой работник.
— А если эти? — я мотнул головой в сторону пленных, — женщин бы забрали?
— Сделают кирим-кирим, а потом всё равно кормить и поить будут. Только плохо.
Я так и не понял, что будут делать плохо. Это что же, если моих женщин – моих, фактически, жён, любой, который их накормит, напоит и трахнет – сразу станет их мужем? Я помотал головой.
— А те мужчины, которые были до меня? Их мужья?
— Пока не придет кто-нибудь, кто скажет, что это его женщина. Можешь отдать по-хорошему, а если не согласен – то надо драться, — Талгат немногословен.
При некотором размышлении я пришел к выводу, что это, в общем-то, гуманно. Баба здесь при мужике должна быть, неважно, при каком. Как повезёт. Но меня несколько напрягало то, что женщина тут чуть ценнее овцы. Хотя я сам иной раз подумывал о том… ну, неважно. Курица, в общем, не птица.
— А зачем меня искал Улахан Тойон? — тут я решил на всякий случай поинтересоваться своей судьбой. Я почему-то твердо был уверен, что рано или поздно меня повезут к местным властям.
— Не знаю. Сказал – найти. Я нашёл, — лаконизм Талгата меня восхищал, — а ты не видел возле Пяти Пальцев абаасы?
Я чуть не рассмеялся. Надо же.
— Я его убил, — отвечаю ему совершенно серьёзно.
— Как убил? — впервые у Талгата прорезались чувства.
— Молча, — надо проконопатить свой имидж, — вот, смотри, я вырвал ему сердце и глаза.
Я вытащил из кармана рубашки уцелевшую линзу от разбитых очков.
— Глаз абаасы. Сейчас на солнце он станет чёрным!
Удивлению степняка не было предела. Линза почернела. Талгат с опаской поцокал языком.
— Ты сильный боотур. Абаасы надо вдесятером убивать. А этот глаз с сильным колдовством. Надо шаманам отдать.
— Можешь отдать Улахан Тойону. Скажешь, что абаасы убили в смертельной схватке. А я вам чуть-чуть помог.
— Так нельзя, — ответил Талгат, — я отдам и скажу, что это ты убил. Чужой подвиг себе брать нельзя. Позор будет на весь род.
Вот как тут с честью. Берегут, видать, смолоду. Так потихоньку мы беседовали, о том, о сём, в меру моего словарного запаса. Беседа подтвердила мои наблюдения о том, что это поразительно нелюбопытный народ.
Ехали не останавливаясь. Это для моей многострадальной задницы было тяжеловато, с непривычки-то. Но я терпел. Девушки себя чувствовали хорошо, а я тут… ыыыыыыыы! Питались на ходу чем-то вроде сырокопченой колбасы, и тут же запивали водой или кумысом. Мне это тоже в лом. Зубов-то почитай и нет. До кочевья ехали таким медленным темпом почти сутки. Страна степей меня не сильно впечатлила. Мелкий кустарник, дюны перемежаются с живыми лужайками. Отроги гор, холмы и ложбины. Перелески. Но вот, доехали.
Какое-то тут нездоровое оживление. Смешались кони, люди. Талгат сходу рванул к какому-то мужику и, похоже, вставляет ему крепкого пистона. Тот что-то оправдывается и, после очередного пинка от командира, орет благим матом. Двенадцать человек прыгают на коней, прихватывают с собой ревкардинала и куда-то сматываются. Я посмотрел им вслед. Руки ему за спину, и с размаху бросили в чёрный воронок. Конец котёнку. Талгат подъехал ко мне и говорит:
— Это десяток Мангута. Я их отправил к Улахан Тойону. Пусть всё расскажет, много новостей. Это они твоих коней от Пяти Пальцев забрали, вместе с угнанными. Теперь все твои лошади на месте.
Я медленно соображаю. Это что ли те, кто убили двоих охранников и угнали коней? Паскудники. Чуть меня не заставили пешком переться. Осматриваю кочевье.
Три юрты, весьма затрапезного вида, четыре осла, лошади, бараны. Из юрты выползает старуха. Нет, не старуха. Когда она вышла на свет, стало видно, что ей лет тридцать пять, не больше. Просто она согбенная то ли от горя, то ли от непосильного труда. Да ещё и на сносях. Одета в заношенный халат, на ногах чувяки. На голове намотан невообразимый платок, закрывающий лицо. Лишь глаза блестят. С ходу начинается наезд на Талгата, какие-то претензии по поводу убитых, что-то про коней. Это походу, порода такая, вечно всем недовольная. Моя первая жена такая же была. У-у-у, ненавижу. Но командира таким не проймешь. Он на неё прикрикнул, и безапелляционно объявил, что сей момент она со своим скарбом присоединяется к роду Белого Ворона. То есть ко мне. Старуха, вместо того, чтобы вякать, притихла, посмотрела на меня, на мой кортеж и промолчала. К ней подбежала Алтаана с криком: "Мама, мама, я вернулась!" Хоть какой-то позитив, семья воссоединилась. Они пошли ворковать, а Талгат пошевелил рукой, и его бойцы начали располагаться.
Я тоже решил поучаствовать в руководстве, цыкнул на своих девок – типа, кому спите? Они уже вовсю приступили к разгрузке лошадей. Я пригорюнился. Нахрен мне сдалось это счастье? И у меня у самого нет ничего, чтобы даже поспать лечь и укрыться. В общем, достойный хозяин этого нищего рода. Появился мальчонка лет семи, зыркнул на меня и исчез. Я пошел допрашивать своих женщин. Оказалось что во время налёта убиты хозяин и два его сына. Малец, Мичил – это брат убитых парней и Алтааны. Киска и Нюрка – жены сыновей. А Сандра – сестра Даяны, но, походу, её братцы приходовали на пару. А может и папик между делом заправлял артёмку в депо. Но никаких признаков разброда и шатания в семье нет, и траурных церемоний тоже не будет. Ну, там, завываний, на кого ты нас покинул, слез и выдирания волос, распластавшись на могилках покойных, и всё такое. Прагматично всё.
Тем временем Талгат раскомандовался. Построил всю новоявленную родню в шеренгу. Меня поставил напротив, рядом с собой, и объявил, что-то, типа, волею Тэнгри и Улахан Тойона Старшего рода Белого Коня, он, Талгат, объявляет, что по Закону отца чьего-то-там, Род Серой Куницы становится Родом Белого Ворона. Малец может восстановить Род Серой Куницы, как только докажет, что сможет его содержать. После этого все подходили ко мне, становились на колено и целовали мой кинжал. Дальше началась экзекуция пленников.