Аут
Шрифт:
Искусство полиции заключалось в том, чтобы не поднимать волн. Никогда! Все, что не выходило за рамки приличия и не нарушало общественный порядок, было терпимо. Мошенников незаметно изолировали, убийц высылали из страны, а ревнивые мужья сводили счеты с женами в Гамбурге, Лондоне, Риме или Париже. Круглосуточно была открыта граница для десятков тысяч туристов, которые везли в страну валюту. И при всем этом — никакого проявления расизма к приезжим…
Но власти округа бдительно следили за тем, чтобы приезжающие иностранцы не пользовались их территорией для выяснения своих отношений. Именно этим
В рапорте он, естественно, изложил свои соображения относительно связи, существующей между отрубленной ногой и американским полицейским, «случайно» выпавшим из окна отеля «Сордис» три дня тому назад. С точки зрения логики, чтобы связать эти два события — подвести их под общий знаменатель, — следовало взять на учет всех американцев, находившихся в городе в момент драмы. Но их было столько!..
Дипломаты, банкиры, политики, честные бизнесмены и шулеры… Цюрих представлял собой кипящий котел приездов и отъездов, и проследить за всеми не представлялось возможным. Тем не менее экспресс-расследование позволило лейтенанту выяснить, что после смерти Девида Кавано второй выходец из Соединенных Штатов, Патрик Махоуни, прилетевший из Нью-Йорка тем же рейсом, что и Кавано, в отель не возвратился. Счет за проживание остался неоплаченным, а его чемодан хранится у портье. После небольшого дополнительного уточнения оказалось, что этот Махоуни находится в списке людей капитана Кирпатрика — Центральное управление на 6-й авеню. Из этого следует, что оба дули в одну трубу… Другими словами, занимаясь решением каких-то своих проблем, они обошли стороной швейцарскую полицию на ее собственной территории, что очень не понравилось Фрицу Блечу.
Когда ему сказали, что Кирпатрик у телефона, он спросил себя, будет ли его коллега откровенен и поведет ли честную игру… Капитан любезно поинтересовался, говорит ли Фриц по-английски. Да, он говорит по-английски, но с немецким акцентом, хотя какое это может иметь значение!
— Как это произошло, лейтенант?
— Ничего определенного сказать не могу. Расследование продолжается, и говорить сейчас можно только о несчастном случае.
— И вы в это верите?
— До тех пор, пока не будет доказано обратное. Примите мои соболезнования.
— Спасибо.
— Вы могли бы мне помочь, капитан… Девид Кавано… он выполнял в Цюрихе какое-то задание?
— Да… В некотором роде… Обычная рутина…
— Не могли бы вы быть поточнее?
— Наблюдение…
— А!.. За кем он следил?
— За неким итало-американцем, подозреваемом в принадлежности к Синдикату.
— Фамилия?
— Послушайте, лейтенант… У Девида Кавано сиротами остались трое ребятишек. Я уже сообщил вдове… Это ужасно… Вы можете организовать транспортировку его тела в Нью-Йорк?
— Сразу же после вскрытия, капитан.
— Когда?
— Медицинское заключение я получу сегодня вечером. Я все сделаю…
— Спасибо.
— Капитан…
— Да?
— У вас в Цюрихе был только один человек?
Секунду Кирпатрик молчал.
— Два.
— Инспектор Махоуни?
— Да.
— Он возвратился в Нью-Йорк?
— Как вы сказали?
— Я спрашиваю, возвратился ли Патрик Махоуни в Нью-Йорк?
— Не думаю… мне об этом ничего не известно.
— А
— Откуда вам это известно?
— Он исчез, не оплатив счет, — холодно ответил Фриц Блеч.
В Швейцарии, как, впрочем, и во всем мире, это не проходит незамеченным.
Выйдя из банка, Итало Вольпоне сел в «форд» и бросил Пьетро, сидевшему за рулем:
— Поехали!
Он был бледен от гнева и переполнявших его сознание вариантов отмщения. Когда он завладеет деньгами, он прикончит банкира. Нет, не сразу. Он даст ему возможность все забыть… И однажды, когда тот меньше всего будет этого ожидать, получит пулю в лоб, или взорвется вместе с машиной, или будет отравлен в ресторане, или сбит сумасшедшим водителем грузовика при переходе через улицу.
— Куда едем? — спросил Беллинцона.
— Заткнись! В отель!
Пьетро проглотил слова, которые собирался сказать. Он бросил взгляд в зеркало заднего обзора и заметил серый «опель», отъезжающий от тротуара. За рулем сидел тип, которого Фолько «вычислил» еще в аэропорту. До сих пор Беллинцона ничего не сказал Вольпоне о слежке за ними. Фолько попросил не говорить Малышу о том, что кроме О’Бройна и Зазы Финней, в лучший мир благодаря его заботам ушли еще два американских полицейских.
— Еще не время, — говорил Фолько. — Выберем момент, когда он будет в настроении.
Скромность напарника восхищала Пьетро, но он опасался последствий затянувшегося молчания. Реакция Малыша Вольпоне была непредсказуемой и всегда враждебной.
— Падроне…
Казалось, Вольпоне не слышит его.
— Падроне…
— Чего тебе? — рявкнул Итало.
— За нами следят.
— Кто?
— Какой-то тип в сером «опеле».
— Как ты узнал? — спросил Вольпоне, заставляя себя не оборачиваться.
— Фолько вычислил его, когда приземлились. Он прилетел тем же самолетом.
— Мудак! У меня на пятках сидит фараон, а ты молчишь!
— Это не полицейский, падроне…
— Откуда тебе знать! — взорвался Вольпоне.
— Фолько все вам объяснит. Вы были так заняты… Но мы не сидели сложа руки…
— Что ты хочешь сказать? — нахмурившись, спросил Вольпоне.
— Фолько все вам объяснит, — повторил Беллинцона, пытаясь выбраться из опасной зоны, куда завела его болтливость. — Фолько думает, что это человек Габелотти. Короче… Возможно…
— На первом перекрестке сверни направо, — приказал Вольпоне, — и дальше — прямо. Я должен подумать.
Сделав вид, что ему что-то понадобилось на заднем сиденье, он обернулся. Серый «опель» ехал за ними.
— Где Фолько?
— Едет за «опелем».
— Налево!
Пьетро объехал стоявшего на перекрестке полицейского. Тот проводил их спокойным взглядом.
— Он все еще сзади? — спросил Итало.
— Да. Хотите прижать его?
— Закройся и рули! По набережной доедешь до парка, свернешь налево и прямо до «Командора». — В этом огромном, недавно построенном отеле Вольпоне провел последнюю ночь. — Высадишь меня у входа и сделаешь вид, что уезжаешь. Машину бросишь, где захочешь… В холле я задержусь минуты на три… Затем, когда этот тип сядет мне на пятки, ты пойдешь за ним…