Аванпост
Шрифт:
— Это логично, — кивнул мэр. — Теперь понятно, почему они нападают только на заре. Но мне по-прежнему не ясно, как нам их победить.
Я печально покачал головой.
— Ты такой тупой, что мне стоило запросить двойное вознаграждение. Но сделка есть сделка. Дай мне десять человек, и мы подготовимся к их следующему прилету.
Мы подготовились. Они появились тридцать дней спустя, а мы поджидали их с самыми яркими прожекторами, которые можно купить за деньги. Включили их, когда Пираты приблизились на пятьдесят ярдов к зданию пробирной
Одного оставили в живых, чтобы он мог вернуться к кораблю и сообщить другим Пиратам, что на Офире им ловить нечего. С того дня Пиратов Зари там больше не видели.
Что же касается меня, то я почти год жил, как король, пока не наткнулся на Ставлю-Планету О’Грейди, которому в один вечер и проиграл остаток алмазов.
* * *
— Об этом не грусти, — посоветовал О’Грейди Максу. — Не прошло и трех дней, как они перешли к Макнейру Каменное Лицо. — Он печально покачал головой. — Вот уж кто умел блефовать. Сделал меня на пятьдесят миллионов.
— Макнейр Каменное Лицо, — повторил Катастрофа Бейкер. — Я слышал о нем.
— Он был букмекером, — продолжил О’Грейди. — Помните поединок за чемпионский титул по свободному боксу в тяжелом весе между Спиноломом Барнсом и Пенджакским Малышом?
— Кто может его забыть? — вмешался Большой Рыжий. — Единственный бой в истории, в котором оба упали замертво на ринге.
— Правильно, — кивнул О’Грейди. — А поскольку оба не смогли подняться, букмекеры никому не заплатили. Старина Каменное Лицо собрал ставок на пятнадцать миллионов и решил, что хватит ему принимать ставки и пора ставить самому.
— Я однажды видел Пенджакского Малыша, — сказал Могильщик. — Всегда думал, что только два человека в галактике смогут справиться с ним, Катастрофа Бейкер и я, правда, насчет себя полной уверенности у меня не было.
— Насчет Малыша ничего сказать не могу, — подал голос Ураган Смит, — но я присутствовал на матче, когда Спинолом Барнс разобрался с Джимми Стальным Кулаком, и, думаю, я сумел бы взять над ним верх.
Ожил компьютер Большого Рыжего.
— Эйнштейн говорит, что вы все ошибаетесь, — сообщил им Большой Рыжий. — Только один человек мог побить Барнса или Малыша.
— Кто же он? — спросил Гейнс.
Большой Рыжий передал вопрос Эйнштейну, улыбнулся, прочитав ответ.
— Совсем и не он.
— Инопланетянин? — спросил Гейнс.
— Нет, — ответил Большой Рыжий. — Женщина.
— Я в это не верю! — пренебрежительно бросил Гейнс.
— Эйнштейн никогда не ошибается.
— На этот раз ошибся.
На экране появилось новое послание Эйнштейна.
— Он хочет знать, слышал ли кто о Киборге де Мило? — озвучил его Большой Рыжий.
— Киборг де Мило? — повторил Гейнс. — Он ее не выдумал?
— Нет, — от противоположной стены ответил ему Ахмед Альфардский. — Я ее знаю. Она существует.
— И ее зовут Киборг де Мило?
— Теперь да. Я ее знал как Венеру.
— Только не надо напрягать меня ее полным именем, — пробурчал Гейнс.
— Да кому нужно ее имя? — согласился с ним О’Грейди. — Лучше скажи нам, почему Эйнштейн думает, что она могла бы справиться и со Спиноломом Барнсом, и с Пенджакским Малышом?
— Он не думает, — поправил его Большой Рыжий. — Знает.
— И он прав, — кивнул Ахмед.
— И все же, почему?
КИБОРГ ДЕ МИЛО
Ее настоящее имя (начал Ахмед Альфардский), или, вернее, имя, которое ей дали при рождении, — Венера Дельмонико. В те стародавние времена, когда мы встретились, Венера, симпатичная, вежливая, воспитанная девушка, только-только сдала вступительный экзамен и собиралась вылететь на Аристотель, вы знаете, университетскую планету. Изучать она хотела что-то очень уж экзотическое, кажется, поэзию третьего столетия Галактической эры. К тому моменту Венера и так обладала энциклопедическими знаниями по этому предмету, и только два человека, оба профессора с Аристотеля, могли ее чему-то научить.
Но за три недели до отлета на Аристотель грабители ворвались в дом ее родителей. Отец попытался остановить их, и его убили. Мать попыталась убежать, зовя на помощь, и ее тоже убили. Потом, чтобы замести следы, грабители сожгли дом. В огне погибла и ее коллекция ценнейших раритетных томиков поэзии. Венера осталась жива только потому, что в это время занималась в местной библиотеке.
Я жил по соседству и стоял рядом с дымящимися развалинами, когда приехала Венера. Полиция сообщила ей о случившемся. Я думал, у нее начнется истерика, может, она упадет в обморок, но мои ожидания не оправдались. Ее лицо стало бесстрастным, голос смягчился, и она задавала вопросы следователю, пока не узнала от него все, что тот мог ей сказать.
Потом увидела меня, подошла, попросила связаться с Аристотелем и сообщить, что учиться не будет, ни в ближайшем семестре, ни в обозримом будущем.
— Но что ты собираешься делать? — спросил я. — Не можешь же ты из-за этой трагедии порвать все связи с обществом и уйти в себя?
— С обществом я не порву, — спокойно, холодно ответила она. — У меня есть дела.
— Будешь и дальше изучать поэзию?
Ее симпатичное личико перекосила гримаса презрения.
— Нет, Ахмед. Более важные дела. — Она бросила последний взгляд на пепелище, повернулась ко мне. — Я увижусь с тобой перед тем, как приступлю к ним.
И она ушла.
Исчезла почти на год. Я пытался навести справки, но никто не знал, что с ней сталось. Потом, безо всякого предупреждения, она объявилась в моем доме.
— Венера! — воскликнул я. — Где ты была?
— Готовилась, — ответила она, проходя в гостиную.
— Ты совершенно не изменилась. — Я оглядел ее с головы до ног.
Она хохотнула.
— Спасибо, Ахмед. С того дня как погибли мои родители, я смеюсь первый раз.
— А что такого забавного я сказал? — в недоумении спросил я.