Авантюрист и любовник Сидней Рейли
Шрифт:
Якушев сумел обаять даже генерала Климовича, некогда директора департамента полиции. А уж Климович был тертый калач, недаром он позднее служил у Врангеля начальником разведки.
Потом провокатор встречался и с Врангелем, и с великим князем Николаем Николаичем… Лично знал Гучкова, Кутепова, бывшего премьера Коковцова…
И чем больше людей было таким образом вовлечено в орбиту «Треста», тем больше наград получали бравые ребята из ЧК. Кому паек дополнительный, кому часы именные, а кого, глядишь, и в звании повысят. Да, эти ребята знали, за что убивают…»
Как и было условлено, Штейнберг встретился с Алексеем Бельгардтом в одном из маленьких кафе на Пикадилли.
— Что с вами, господин Железный?! — воскликнул Алексей, увидев его. — Здоровы ль вы?
Вадим и в самом деле здорово сдал за последний год. Под глазами появились мешки, на высоком лбу — резкие морщины, виски поседели…
— Постарел, да? — грустно спросил он.
— Ну как вам сказать… — Бельгардт пожалел о допущенной бестактности.
— Ну, а вы как? Слышал, был суд по поводу того «Письма»…
— Был, да сплыл, — рассмеялся молодой человек. — Нас поругали и отпустили. Правда, господину Орлову пришлось закрыть свое предприятие… Зато на денежки, полученные от мистера Миддла, он сумел основать мелкооптовую торговлю мануфактурой… Господин Жемчужников ретировался в Россию. Теперь мода такая пошла: назад к красным бежать. Вы не представляете, сколько наших уехало из Берлина! Ну, а ваш покорный слуга, — он хлопнул себя по груди, — продолжает заниматься черт знает чем. Сейчас пописываю статейки в эмигрантские газетенки. Вы ведь тоже пишете?
— Сильно сказано — пишу! Так, для себя… Воспоминания…
— Да уж, вам есть что вспомнить, — завистливо протянул Бельгардт. — А ведь я к вам по делу, господин Железный. Зная ваш бойцовский характер, спешу сообщить приятное известие: в Москве создана и действует весьма авторитетная и обширная монархическая организация. Подпольно, конечно.
После смерти Бориса Савинкова Вадим стал чрезвычайно подозрителен даже по отношению к хорошо знакомым людям.
— Вы что ж, — усмехнулся он, — специально приехали из Берлина, чтоб мне об этом сообщить? Или сами стали членом этой организации? Помнится, батенька, вы весьма скептически относились к подобного рода затеям…
Алексей, кажется, обиделся.
— Хотите сказать, что я провокатор? Премного благодарен-с. Но, чтобы развеять ваши сомнения, все же объясню. Я приехал в Лондон вовсе не с целью повидать вас, а жениться. Моя невеста — англичанка. Это первое. Второе: я и теперь скептически отношусь к подобного рода затеям и ни за что никуда вступать больше не буду. Хватит. А проинформировал вас об этом только затем, чтобы порадовать, — и он отвернулся к окну.
Железный почувствовал себя неловко.
— Простите меня, старика, — сказал он. — Ей-богу, не хотел вас обидеть. Просто время теперь такое, сами знаете. Но откуда же вам известно об организации?
— От племянницы генерала Кутепова Марии Захарченко-Шульц. Она сказала мне об этом в Париже, прежде чем отправиться в Россию. Мадам Шульц уж полгода как уехала. Нелегально перебралась через границу, добралась до Москвы… С ней все в порядке: мой приятель Шульгин недавно побывал в России и виделся с ней.
— Интересно… — Вадим почувствовал хорошо знакомое ему волнение, чувство, которое возникает у заядлого охотника, когда он видит добычу.
— Филиалы этой организации есть уже в Париже и в Варшаве,
— Вы хотите сказать, в Петербурге?
— Да, простите, оговорился.
— И что же, генерал Кутепов тоже в этой организации состоит?
— По-моему, нет. Но он в курсе всего через свою племянницу.
— Голубчик, — Вадим порывисто схватил Алексея за руку, — умоляю, сведите меня с генералом. Кажется, не все еще потеряно.
В конце 1925 года Якушев через «Трест» предложил поездку в Москву известному эмигрантскому деятелю Василию Витальевичу Шульгину. Бывший член Государственной думы, помещик Волынской губернии, вместе с А. И. Гучковым присутствовавший при отречении Николая Второго от престола, Шульгин был убежденным монархистом, в годы гражданской войны состоял при штабе Деникина. С паспортом на имя Иосифа Карловича Шварца Шульгин в ночь на 23 декабря был принят через «окно» в Столбцах, побывал в Киеве, Москве и Ленинграде и 6 февраля 1926 года благополучно перешел границу. Эту поездку Василий Витальевич впоследствии живо описал в своей книге «Три столицы», рукопись которой внимательно читалась не только Якушевым, но и руководящими сотрудниками ОГПУ. Чекисты могли быть довольны: свидетельство такой персоны, как Шульгин, укрепляло доверие к «Тресту» среди эмигрантов и вообще за границей.
Окна были занавешены, несмотря на духоту летнего дня, и на столе неярким светом горела настольная лампа. Якушев докладывал начальнику разведывательного отдела ВЧК Артузову о результатах проделанной работы.
— Значит, генерал не собирается к нам в гости? — постукивая пальцами по столу, спросил Артур Христофорович.
— Не собирается, — с сожалением вздохнул Якушев. — Во всяком случае, пока.
— Плохо… — Артузов прикурил одну папиросу от другой. — Очень нехорошо, Александр Александрович… Нам сейчас нужна птица высокого полета.
Якушев обреченно развел руками:
— Да где ее взять-то, товарищ Артузов?
— Монархисты должны быть уверены, что их организация пользуется вниманием со стороны влиятельных кругов. Гучков тоже не собирается?
— Увы… И Климович тоже…
— И что же мы имеем? Мелкую шушеру…
Внезапно Артузов вскочил и вытянулся по стойке «смирно». Якушев повернул голову. На пороге комнаты бесшумно появился сам председатель ОГ-ПУ товарищ Дзержинский.
— Садитесь, Артур Христофорович, — по-свойски кивнул он. Артузову. — Здравствуйте, Александр Александрович. Рад вас видеть. Чем порадуете?
— Увы, пока ничем… Я все изложил в записке товарищу Артузову.
— Мы тут вот о чем размышляем, Феликс Эдмундович, — вмешался тот. — Время-то идет, а с притоком новых сил в «организацию» туговато. Вот Александр Александрович по миру помотался, эмигранты с энтузиазмом воспринимают идею свержения нашей власти, но предпочитают, чтобы все было сделано чужими руками. Верно ведь, Александр Александрович?
— Да, — кивнул Якушев. — Именно так.
— А в Москве уже сомнения начались. Они, видите ли, действовать хотят. Шульц высказывает подозрения, что все это — игра.