Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I

Туринская Татьяна

Теперь возмутился Утицкий:

— Что? Это я — бледная копия? Причем, бледная копия самого себя?! Я давно подозревал, что у тебя с головой большие проблемы, просто говорить не хотел, был уверен, сама знаешь. Да чтобы я из-за тебя развелся с Риткой? Она, может, и шлюха, а ты чем лучше? Она с Иоанном спит сугубо ради карьеры, а ты? Что ты рассчитывала получить от меня? Фамилию? Да никогда, мне одной Утицкой достаточно! Думаешь, мне приятно в каждой газете читать отзывы клиентов о ее "работе"? С меня Ритки хватит, еще не хватало вторую такую же шалаву в дом привести! Все вы шлюхи! Одно дело — иметь тебя на халяву, прикоснуться, так сказать, к звездному телу, "приобщиться

к миру прекрасного", и совсем другое — иметь тебя в роли жены. Я от одной шлюхи устал, на хрена мне вторая? Да еще и сумасшедшая?! Ты ж несешь такую ахинею, что слушать стыдно, ей Богу! И постоянно говоришь о каком-то странном доме. Наверное, ты имеешь в виду дурдом? Уж не там ли мы с тобой были счастливы? Только прости, должен тебя разочаровать: я тебе пригрезился, потому что в дурдоме никогда не жил. А вот твое место, похоже, именно там. И ведь еще подробности какие-то придумала! И "переквалификация", кстати, не является словом из моего лексикона! И "управдома" я впервые услышал от тебя. Дура ненормальная, а меня обвиняешь во всем. Это ты — бледная копия. А я — гений. По крайней мере, в постели.

***

Долго плакала Альбина после выяснения отношений с Утицким. Она ж его так любила, а он, подлец, насмеялся над несчастной. Мало того, что шлюхой обозвал за любовь ее самозабвенную, так еще и обвинил в умственном нездоровье. Но ведь сам же говорил, что Иоанн меняет профессию! Сам же переносил ее непостижимым образом в тот восхитительный мир, где они были только вдвоем! А теперь предал ее, оскорбил до глубины души. И оказывается, Иоанн вовсе не собирается покидать шоу-бизнес! А она-то, она сама, можно сказать, своими руками отталкивала его от себя, когда он хотел взять ее обратно под свое крылышко!

— Люся! Немедленно позвони Иоанну Ильичу, попроси его прийти как можно скорее!

На удивление, Муравич примчался по зову экс-супруги уже через сорок минут. Альбина бросилась в его объятия со слезами:

— Иоанн, милый, родной, любимый! Не могу без тебя! Я так долго держалась, я так старалась научиться жить без тебя, разлюбить и забыть твое предательство, как страшный сон. Но я не умею не думать о тебе! Я стараюсь, стараюсь, а у меня ничего не выходит! Что мне делать? У тебя есть Утицкая, а я совсем одна. Иоанн, милый, мне так плохо без тебя, я так соскучилась, сил моих больше нет терпеть такую жизнь. Зачем она мне, если тебя нет рядом?!!

Монолог ее звучал несколько фальшиво, по крайней мере, преувеличенно слащаво, однако Иоанн то ли не заметил неискренности, то ли предпочел не заметить. По крайней мере, радость на его лице, вопреки обыкновению, читалась откровенно. И, нацеловавшись вдоволь, он ответил:

— Ну наконец-то ты наигралась! Как я устал ждать тебя! Ты же знаешь, как я тебя люблю! Только прошу тебя, перестань изображать из себя фригидную женщину. Я больше этого не вынесу, — и, подхватив Альбину на руки, понес ее в спальню, немало не смущаясь осуждающего Люсиного взгляда.

15

Алька обдумывала сложившееся положение, лежа на стареньком диване в теперь уже ее личной квартире. Таракан об этой квартире уже и не вспоминал, словно и не жил здесь практически всю свою жизнь. Алька же ездила сюда, как на работу. Только за Сашкой закрывалась дверь, как она тут же подхватывалась и бежала сюда, в свое тайное убежище. Она не могла оставить зеркало без присмотра хотя бы на день. Мало ли, вдруг кому в голову взбредет влезть в чужую квартиру? Или вдруг Альбина там у себя обнаружит проход? Кстати, об Альбине. Неужели она его до сих пор не обнаружила? Как же так получается, что до сих пор в Зазеркалье Алька оказывалась

только по своему личному желанию? Или по необходимости. По крайней мере, каждый раз она оказывалась в чужом мире сугубо по собственной воле. Неужели Альбина так и не заметила, что происходит с зеркалом под воздействием прямых солнечных лучей?

От мыслей об Альбине ее отвлек резкий звонок в дверь. Алька поморщилась: сколько раз просила Таракана поменять звонок! Ведь так и заикой остаться можно.

На пороге стоял… Муравич. Собственной персоной. Причем — Алька сразу поняла — не Иоанн, а самый что ни на есть Иван, тот самый Ванька, который совсем не кавказец,

а виолончелист. Вот это новости! Ему-то чего здесь надо? Он здесь отродясь не бывал!

— Добрый день, — приятным баритоном, так не соответствовавшим его очень среднему росточку, произнес Муравич. — Аля, я хотел бы поговорить с Сашей. Ты позволишь мне пройти?

И, не дожидаясь приглашения, нагло протиснулся между приоткрытой дверью и Алькой, стоявшей прямо в проходе. При этом практически проехался своею грудью по Алькиной, весьма аппетитно выставленной вперед. Наглое прикосновение оказалось довольно приятным, хотя факт, что к ней прикоснулся не кто-нибудь, а Муравич, доставил моральное содрогание: фу, мурло, и ты туда же!

В квартире Муравич огляделся, после чего с удивлением уставился на Альку, словно видел ее впервые:

— А что это у вас такая обстановочка скромная? Один диван, и тот обшарпанный какой-то. И где Утицкий?

— Утицкий на работе. И странно, что ты этого не знаешь. Ты, между прочим, тоже должен бы там быть. И вообще мы здесь больше не живем — мы переехали.

Насчет "переехали" Муравич проглотил без комментариев, зато по поводу первого замечания криво усмехнулся:

— Вообще-то сегодня выходной. Причем общий для всех составов. Я потому и ищу его дома.

И такая наглая была на его физиономии ухмылка, такая грязная: мол, я знаю, на какой он сейчас "работе", что Альке стало откровенно не по себе. И ревность холодным клинком вонзилась в сердце: как, он, мерзавец, завел себе кого-то на стороне? Ему мало Альки, ему мало Альбины, которую Алька вынуждена была терпеть, так как без ее участия в их семье уже было не обойтись, так он завел себе еще какую-то подружку?! А Ванька пялился на нее так откровенно, так недвусмысленно уткнулся жирными липкими глазами в ее грудь, что Альку передернуло от отвращения:

— Спасибо за сообщение, приму к сведению. Еще что-то?

— Да в принципе ничего. Жалко просто тебя. Такая баба видная, а терпишь его выходки. Скажи, а у тебя никогда не возникало желания ему отомстить?

Алька гордо вскинула голову и тряхнула шелком волос:

— Ну не с тобой же!

— А почему нет? — и, не дожидаясь ответа, мелкий Муравич сгреб Альку в охапку и потащил на диван. — Ведь тут зачем-то остался диван? Чего мебели без дела пропадать?

Алька билась в его руках, пытаясь вырваться из цепких объятий, но все ее усилия были тщетны: Муравич, такой невзрачный и тщедушный с виду, на самом деле оказался весьма крепким. По крайней мере, он так и не выпустил Альку из железных объятий, несмотря на все ее брыкания. Лишь приговаривал:

— Тише, тише, не буянь. Ну не убудет же от тебя. Утицкий сейчас тоже с кем-то кувыркается, так тебе хоть не так обидно будет. Отомстишь ему пару раз, глядишь, и полегчает на сердце…

А сам, подлец, уже задрал шифоновую юбчонку, уже раздвинул Алькины ноги коленями… Алька билась под ним, как рыба на крючке, хотела оттолкнуть насильника ногами, да они ни во что не упирались, болтались бессмысленно за спиной Муравича.

— Пусти, пусти, гад! Не смей, урод! Пошел вон, мерзавец! Отпусти, прекрати!!!