Аватар/Селфи
Шрифт:
«Какие странные у него глаза, – думала она. – Холодные, как сталь. И абсолютно серые…».
В ноябре 2012 года Лейсу Эль-Каеду исполнилось ровно тридцать. Он и Шари идут вдвоём по песку александрийского пляжа. Средиземное море медленно ворочается во сне. В красном закате море кажется не бирюзовым, а чёрным. Лейс остановился и закинул голову вверх, с интересом разглядывая звёздное небо. Шари подошла и спрятала лицо у него на груди, с ласковым собственничеством обхватив Лейса за шею.
– Я так люблю тебя, – нежно прошептала девушка.
– Мне тоже хорошо с тобой, – улыбнулся Лейс.
Девушка прижалась ближе:
– Саба, тогда, пожалуйста, скажи мне, а почему, когда ты со мной, то… ну, ты устраиваешь меня так, чтобы я не смогла видеть твою спину?
– Как сейчас? – поддел её Лейс.
– Non, нет. Ты всё шутишь. А я говорю серьёзно… Puis-je voir, то есть можно, я посмотрю, что ты скрываешь? – Шари смущённо глядела на Лейса, но в её тёмных глазах был вопрос. Лейс внимательно посмотрел в смуглое лицо девушки. Та, стараясь сгладить неловкость просьбы, потянулась к его губам. Лейс отстранился, отступил на шаг, завёл назад руку и сгрёб в кулаке ворот футболки. Cтащил её через голову и повернулся к Шари спиной. Он замер, когда девушка прижалась к рубцам щекой, разглаживая пальцами шрамы.
– Как же такое можно вынести? Кто же сделал такое? Лейс, я так тебя люблю, – услышал он голос Шари и почувствовал влагу её слез. – Je suis fou de toi. Я тебя обожаю. Все эти шрамы не важны. Просто… просто мне… мне так тебя жалко.
«И действительно, quel dommage – жалость-то какая», – помедлив, Лейс высвободился из рук девушки и натянул футболку.
– Шари?
– Да?
– Давай всё закончим. Прямо здесь и сейчас.
– Vous plaisanter sans doute. – Девушка моргнула. – Я не понимаю. Почему?
– Потому что я тебя не люблю.
«Потому что мне не не нужна твоя жалость…»
Прошло два года. В ноябре 2014 года Лейсу исполнилось тридцать два. У него – светло-русые волосы, загорелое лицо двадцатипятилетнего юноши и спокойный взгляд стальных серых глаз, точно время их заморозило. Лейс и Рамадан сидят на перевёрнутой лодке на пляже египетского курортного городка Бур-Сафага. Перед ними Красное море, спорящее с сильным ветром. Битва двух стихий – воздуха и воды – рождает идеальные для серфинга волны.
– Папа, я послезавтра уеду. А у тебя есть виза в Англию. Может быть, ты поедешь со мной? Осмотришься там. Потом насовсем ко мне переберёшься. У меня в Оксфорде квартира, и тебе там обязательно понравится, – в сотый раз за последние десять лет предлагает отцу Лейс. Рамадан недовольно поморщился:
– Нет уж, сынок, спасибо. Я, конечно, уже на пенсии, и, как человек свободный, теперь волен сам выбирать, куда и когда мне ехать. Но у меня дом в Александрии. Налаженный быт. Да и Шари меня навещает. А что касается тебя, то тебе нужен не я, старый отец, а жена и дети.
Лейс скривился:
– Ой, па, только не начинай! Ну, какие опять «жена и дети»?
– Так, я не понял: ты собираешься прожить всю жизнь один? – поднял бровь Рамадан.
– А чем, прости, это плохо? Ты же так живешь, – Лейс фыркнул.
– Я не «так живу», – спокойно возразил Рамадан. – У меня есть сын – это ты. А у тебя, кроме меня, никого нету… Неужели ты до сих пор терзаешься из-за прошлого? Забудь, его, Лейс: тебе давно не четырнадцать.
Лейс помолчал, потом невесело хмыкнул:
– Да я и так почти все забыл… По крайней мере, я очень на это надеюсь.
– В таком случае, почему ты не хочешь создать семью? – не сдавался Рамадан.
– Времени нет, – и Лейс пожал плечами.
– Вот как? И чем же таким, прости, ты занят в своём Оксфорде, что у тебя нет времени, чтобы создать семью?
– А ты-то как сам думаешь? – Лейс усмехнулся.
– Ну, ты занимался неврологией… психиатрией… то есть психикой, – Рамадан осторожно подбирал слова.
– Не совсем так, хотя я понял, куда ты клонишь, папа. – И Лейс забавно улыбнулся, показав острые белые зубы. – Спасибо, конечно, за твое волнение обо мне, но я здоров. И даже очень неплохо себя чувствую. – Рамадан почувствовал, как краснеют его щеки. – Скажи, па, а ты веришь в бессмертие? – как ни в чем не бывало продолжил Лейс.
– Что? – Рамадан подумал, что Лейс шутит.
– Понятно, – вздохнул тот. – Ладно… Я расскажу тебе о своей работе, но предупреждаю: пока этот проект находится под секретом.
– Ах, ну да, ну естественно… ну как же иначе-то? – Рамадан иронично покачал головой. Лейс стрельнул глазами в сторону отца и напрягся. – Ну ладно… ну хорошо, извини, – отметив реакцию сына, тут же поправился Рамадан. – Я тебя слушаю… Да не смотри ты на меня таким ястребиным взглядом! Мне правда интересно, чем ты занимаешься, я тебе серьезно говорю.
– Ладно, расскажу, – с легкой обидой повиновался Лейс. – В общем и целом, твой скептицизм, па, мне вполне ясен. Я для тебя мальчишка, который пока не наигрался. Хорошо, пусть так. Пока оставим это. Но прежде, чем мы перейдём к сути дела, позволь мне начать с небольшого вступления… Итак, во все времена существовало такое понятие как чудо исцеления. Как это чудо происходило, ты себе представляешь?
«О, а вот это нечто новенькое», – улыбнулся про себя Рамадан, но, перехватив сердитый взгляд Лейса, решил объясниться.
– Ну, святой или праведник прикасался рукой к страждущему и исцелял его, или же больной сам исцелял себя молитвой, – начал Рамадан. – Когда это чудо происходило, слепой начинал видеть, глухой – слышать, немой – говорить, а парализованный – двигать конечностями. Вот только случалось это не со всеми, а только с избранными.
– Ага, – без улыбки кивнул Лейс. – Так объясняет чудо церковь и все нормальные люди. Это объяснение можно принимать или не принимать, здесь всё зависит от степени веры. Однако примерно лет семьдесят назад учёные смогли объяснить чудо исцеления.