Август Козьмины
Шрифт:
– Бред!
– Да, вообще, конечно…
– Меня он просит больше не приходить. Но я всё равно возвращаюсь.
– Ах, вот что, – незнакомец явно пытался сдержать улыбку.
– Постойте! – встрепенулась Козьмина. – Что? Что он вам говорит?
– Да нет, мне лично – ничего. Я просто…
– Это вы у меня просили почитать книгу! Вы?! – Козьмина поднялась со своего места и приблизилась к собеседнику. – «Космогенез и Разум». Отвечайте!
– Я? У вас?.. Ну, не знаю. Мы с вами каждый день посещаем эту библиотеку. Тут хранятся миллионы томов… Впрочем, конечно, я бы предпочёл одолжить её именно у вас.
– Вы не одалживали. Я забыла её на скамейке, а вы нашли, позвонили
– Очень романтично. Но хочу заметить: я всегда книги возвращаю вовремя, даже если это «Космогенез и Разум». Это мой принцип. Я не люблю никого задерживать. Ведь кто-то, может оказаться, нетерпеливо ждёт своей очереди.
– Я тоже терпеть не могу, когда задерживают.
– Подождите. Хотя если бы кто-то нашёл мою, я в знак благодарности…
– Извините, мне пора. До свидания.
Козьмина обычно не нуждалась ни в чьём присутствии. Всегда считала: если кто-то очень нужен, обязательно случается цепочка счастливых или просто удачных совпадений, в зависимости от степени нужности, и всё разрешается само собой. Если же не само собой, то при небольшом усилии – мысленном, конечно. Энергия мысли, витая в пространстве, создаёт события благоприятного свойства, затем, словно бусы, нанизывает их на верёвочку жизненной линии. А дальше – сколь верёвочке ни виться…
Её отец в юности учился на архитектурном факультете политеха. Учился долго и терпеливо, пока, наконец, не наступил столь долгожданный для него преддипломный вечер, тихий такой, уютный, полный неги честно выполненного дела.
Измученный проектом молодой отец, уложив чертежи и папку, принял освежающий душ, выпил пивка и улёгся на диван, чтоб напоследок полистать зачётку и предаться воспоминаниям. Любовно просматривая реестрик своих академических успехов, он вдруг с ужасом обнаружил, что у него отсутствует один зачёт по практике, то ли с четвёртого, то ли с третьего ещё курса. Мелочь, конечно, в представлении непосвящённого, но мелочь очень неприятная, более того – ужасная, потому что без полного комплекта автографов всех преподавателей никакая комиссия защиту всё равно не примет. Не примет ни за что… Вот именно в тот момент отец понял, что ему ужасно необходимо срочно разыскать одного человека по имени доцент Гричук и попросить его об одной очень важной вещи. А лучше будет просто припасть к туфле доцента и прорыдать: «Нужна мне подпись, только подпись – какой пустяк». А тот ему в ответ, типа, «как бы не так, как бы не так» – для рифмы, чтоб складно было. Нельзя так шутить – это жестоко! О таком повороте событий папаше не хотелось даже и думать!
На часах было семь вечера. Казалось, времени достаточно. Однако первый же сокурсник сообщил ему по телефону, что преподаватель этот в институте больше не работает, нанимается лишь на время практики, местонахождение его неизвестно и номера его он не знает. Как выяснилось позже, координат доцента Гричука не помнил никто из друзей убитого горем студента. Вечер хмурился.
Радиостанция «Маяк» беспощадно пропикала двадцать ноль-ноль. Папаша взял с полки телефонную книгу, зажмурившись, прижал её к груди, словно Библию. Со словами «Одна надёжа осталась, спаси и сохрани» раскрыл справочник и начал листать. Нашел Гричуков двенадцать человек, жирно обвёл список рамочкой, плотно уселся у телефона и стал названивать всем по порядку. Надежда угасала и таяла с каждым неверным звонком. Вот уже одиннадцать Гричуков, холодно и безразлично хмыкнув, положили трубку. Оставался последний, двенадцатый.
Отец сжал волю в кулак и набрал нoмeр. Kтo-тo нетрезвый на тoм конце провода пoпытался ответить:
– Вам
– Здравствуйте, – просто и твёрдо начал дипломник. – У меня ваша подпись отсутствует – за практику, третий курс, а завтра защита. Мне срочно нужно.
– Што за муть, вы к кому?
– Да из политеха я! – засуетился отец. – У меня…
– А! – воскликнул голос, нащупывая суть. – Институт… Это к моему сыну, наверное. В-валентин, подойди.
К трубке подошёл сын Гричука двенадцатого.
– Слушай, Валентин, что делать? – скорбно вопросил погибающий студент. – Я ищу доцента Гричука. Он мне срочно нужен, понимаешь? Срочно!.. Отец твой выпил слегка. Это не страшно, бывает… Слушай, может, он у тебя забыл, что он архитектор? – начал нести уже полную чушь утопающий дипломник.
– Папа не работает ни в каком институте, – приветливо объяснил Валентин, – никакой он не архитектор.
– Может, ты хоть знаешь доцента? Ты же из политеха.
– Нет, я в медицинском учусь. У отца, когда он в таком состоянии, все институты одинаковы.
– Что же делать? Вы у меня последние в списке. Остальных я уже обзвонил.
– Не знаю, – сочувственно вздохнул начинающий медик.
– Может, родственник у тебя есть с такой фамилией?
Валентин задумался.
– Я в лагерь пионерский ездил в четвёртом классе, семь лет назад. И там был ещё один Гричук, просто мой однофамилец. Нас так и называли: Гричук Первый и Гричук Второй. Я Первым был.
– Ну и где он?
– Я не знаю. Мы не дружили.
– Э-эх, это вы зря…
Помолчали. Дипломник вспомнил беспечное, бесконечно светлое время школьных каникул. Валентин вспоминал море, ночёвку на косе и два гола, забитые им головой в матче со вторым отрядом.
– Вообще-то, – отозвался он наконец, – в конце смены, когда мы уезжали, каждому подарили футбольный мяч. И все ребята друг у друга на них расписались… Телефоны, кажется, тоже оставляли. Точно!.. Только где этот мяч сейчас?
– Что ты! – встрепенулся папаша. – Слушай, поищи, а? Может, в сарае где-нибудь? На антресолях? Сходи, глянь. Погибаю!
Валентин, кротко вздохнув, отошёл. Через некоторое время вернулся довольный:
– Нашёл! Представляешь? Как его мама ещё не выбросила? Сейчас гляну… Вот, Гричук Второй. Записывай телефон…
Козьминин отец дрожащими руками набрал номер, которого – о, чудо! – не оказалось в списке двенадцати. Первое, что отец услышал после того, как представился, было: «Студент такой-то! О чём вы вообще думаете? Вы полагаете, что это я должен бегать за вами?! Сейчас же приезжайте, пока я не уснул!» Аллилуйя!
Первая бусинка удачи – небольшая, но очень важная, – эта бусинка сделала так, чтобы нетрезвый отец семейства попался последним; окажись он одиннадцатым или каким-нибудь другим, измученный дипломник перелистнул бы его, не думая. Вторая бусинка сделала так, чтобы Гричук Последний не бросил трубку. Третья – чтобы зацепился сознанием за сына и позвал его, хотя тот, казалось, был вовсе ни при чём. Четвёртая – чтобы сын оказался отзывчивым парнем. Пятая – чтобы дипломник был до идиотизма настойчив. Шестая – чтобы парень случайно отдыхал в одном лагере с сыном доцента Гричука. Седьмая – чтобы парень вспомнил это. Восьмая – чтобы существовал футбольный мяч с телефонами всех подряд, а не только друзей. Девятая – чтобы мяч уцелел. Десятая – чтобы Валентин потерял интерес к футболу и номер телефона не стёрся. Одиннадцатая – чтобы Гричуки Вторые за семь лет не съехали и не поменяли телефон. И, наконец, двенадцатая бусина, самая большая, счастливо-розового цвета, сделала так, чтобы доцент Гричук вспомнил самого себя в молодости, не стал ерепениться и не глядя подписал.