АвиаАрхив 2008 01
Шрифт:
По окончании обеда мы из зала выходили самостоятельно, т. е. по одному, а это было не так просто. Пришлось спускаться по крутой высокой беломраморной лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой По сторонам стоят люди, а у подьезда еще больше. Все взоры устремлены на тебя, а ты один, к тому же слегка пьяненькиq. Тебя рассматривают «в оба», что-то говорят между собой. Иногда услышишь русские слова: «форма», «да он русский» и т. д.
Форма у нас была военная: темно-синие галифе, высокие, хорошо сшитые сапоги, саржевая гимнастерка, темно-синяя фуражка с черным репсовым околышем, коричневые замшевые перчатки Последние французам не импонировали — лучше бы белые, лайковые.
В Париже мы пробыли с восьмого по тринадцатое августа. Ежедневно нам давали приемы — то военное министерство, то министерство авиации, то наше посольство
Кроме инженерно-технического состава, осматривавшего и готовившего к полетам материальную часть, на аэродроме ежедневно дежурил один из экипажей. Мы показывали свои самолеты и рассказывали о них. Г. Ф. Байдуков дня два или три выполнял на своем самолете показательные полеты, о которых восторженно писали парижские газеты. Примерно так: «Говорят, у русских нет своей авиации, нет летчиков, что и прилетели — то они с немецкими инструкторами. Но посмотрите, что мы видим: на огромном современном самолете-гиганте русский, небольшого роста человек, но прекрасный, большой летчик, летает над Парижем, имея на борту французских старших офицеров, с французским министром авиации в качестве второго пилота.
Причем взлет и посадку производит по малому неудобному старту с боковым, опасным, ветром».
И действительно было так. За полеты в Париже Байдуков получил, уже по возвращении в Москву, ценный подарок от французского министра авиации.
Числа двенадцатого мы поехали в авиационную школу, размещавшуюся на военном аэродроме Этамп, километрах в семидесяти южнее Парижа. Мне кажется, там тогда не было курсантов, обучающихся первоначальным полетам. Вероятно, шло переучивание летчиков, обучение их высшему пилотажу, а, возможно, проводились и некоторые виды испытаний самолетов. На аэродроме — несколько небольших ангаров, на стоянках — самолеты различных типов. Кроме служебных помещений и небольших домиков для обслуживающего аэродром технического состава других зданий нет. Нет, в частности, жилых домов. Летчики, которые показывали нам самолеты и демонстрировали полеты, приехали вместе с нами из Парижа, где они и жили.
Летчики никакой технической работы не выполняли, парашюты не носили. Форма их: пиджак, рубашка с галстуком, ботинки, белый шелковый шарф, небрежно накинутый на шею, белые лайковые перчатки.
Мы осмотрели десятка полтора учебных и боевых самолетов. Каждый тут же записал все, что его заинтересовало.
В небольшой столовой французские летчики устроили нам прием. Открыть первую бутылку шампанского дали право, или вернее предложили, кому-то из наших командиров кораблей. Конечно, наши люди не искушены в этом искусстве, бутылка была открыта так «умело», что пробку рвануло, она разбила осветительный плафон под потолком, а содержимое бутылки под смех присутствующих вытекло на пол.
Я и сейчас считаю, что на аэродромах близ крупных городов строительство больших военных жилых городков себя не оправдывает. Командование начинает больше уделять внимания жизни городка, чем другим работам. А так ли уж необходимо ради нескольких десятков человек строить большой городок со школами, магазинами, вечно пустующим стадионом и театром? Получается, по русской пословице: «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
Мы имели возможность осмотреть Париж. Побывали в Луврском музее, в соборе Парижской Богоматери, на Елисейских полях. Даже сама езда по Парижу доставляет большое удовольствие, хотя в то же время, надо сказать, это занятие исключительно неудобное из-за массового скопления автомашин — улицы запружены ими. Особенно много было машин фирмы «Ситроен». Единственно, кто пользуется правом беспрепятственного проезда через улицы, так это мамаши с детскими колясками. При появлении детской коляски все движение останавливается.
Любовь к детям играла важную роль в жизни Франции. Нам говорили, что отсутствие детей в семье офицера — препятствие к продвижению по службе. И наоборот, если в семье есть четверо детей, то уже возможно получить чин полковника. Попутно скажу, что французские женщины опрятны и красивы. Мы не видели и не слышали женщин неряшливо одетых, кричащих, кривых, хромых, или даже в положении.
Однажды мы посетили театр. Что шло — точно, право, не скажу: что-то в символическом духе о Франции, роль которой играла красивая женщина. По ходу действия множество полуобнаженных девушек катались на качелях над первыми рядами зрителей. В антрактах они гуляли по фойе, стреляли глазками. Но надо отдать должное француженкам — это не был американский «Бурлеск», какой мне довелось позже повидать — значительно скромнее и изящнее. Опять-таки знающие люди объясняли нам, что статистки, а также гардеробщицы, буфетчицы и т. д. ничего не получают за свою работу, наоборот — платят хозяину театра за место, где могут работать.
Несколько раз, как я говорил ранее, мы обедали в ресторанах, самостоятельно, так сказать. Вот, как- то мы зашли вчетвером или впятером в ресторан, где почти не было посетителей, и заняли столик. Пока вымыли руки и стали заказывать обед, народу прибавилось. Мы поняли, что публика заходит из любопытства — посмотреть на русских в форме Красной Армии, хотя им при этом приходилось что-то заказывать, иначе просто выведут из ресторана. Предполагая, что мы французского языка не знаем, кто-то рассуждал: «…Да, хорошо, но что они будут есть? Наверное, закажут черный хлеб, борщ, гречневую кашу и бутылку водки?»
Нам принесли закуску, салат, курицу, по чашке мясного бульона, немного белого хлеба, легкого вина, по пятьдесят грамм водки. Едим не спеша, посматриваем на окружающих, они на нас. Собрался оркестр, заиграл что-то, не то «камаринского», не то «во саду ли». Опять слышим говор: «Вот, сейчас напьются и пойдут плясать».
Мы выпили, поели, заказали кофе, бутылку шампанского подороже, яблок и винограда. Подозвали дирижера оркестра, дали ему франков пятьдесят — не много и не мало — заказали что-то современное и, к удивлению публики, двое из нас пригласили дам на танец. Снова разговоры: «Почему же они не пьют водку, не пляшут, не дерутся, не бьют окна. Больше того, откуда знают какой вилкой, ложкой, каким ножом пользоваться и даже как руки мыть после курицы и винограда? Ну ладно, мы не совсем поняли, что это за русские. Но расплачиваться нашими деньгами они не будут». И тут надежды наших недоброжелателей не сбылись. Мы спокойно пообедали, корректно рассчитались с положенной десятипроцентной надбавкой в пользу официанта, попрощались с публикой, сделав общий поклон, и вышли из ресторана, куда набилось уже много народу. Конечно, мы не знали всех тонкостей о том, как и что надлежит есть, но с нами. т. е. с нашим экипажем, был слушатель французской военной академии, наш советский инженер, кажется, товарищ Крестьянинов, который уже два года жил в Париже.
Местные газеты писали о нас примерно так; «Эти русские — действительно летчики, офицеры как офицеры. Одеты хорошо; генерал у них как генерал, словом, люди вполне военные или даже больше, чем просто военные. Вот только перчатки носят нитяные, не белые. И еще вопрос: почему они не грубы? Где же большевики? Они ведь мужики? Вот тебе и русские!»
В один из свободных дней мы поехали смотреть Версаль. Точно не помню, но, кажется, мы проехали через центр города, Елисейские поля, Булонский лес, по пригородному шоссе на юго-запад километров 10–15 от Парижа. Остановились на городской площади перед дворцом Версальский дворец — прекрасное монументальное серое здание, оборудованное при Людовике XIV в конце XVII века. Здание разделено на две половины: половина короля и половина королевы. Мы начали осмотр с правого крыла, с половины короля. Идя по коридору, проходишь анфиладу комнат: справа стена с частыми окнами, слева комнаты без передней стены. Все стены и потолки расписаны картинами (непосредственно по штукатурке), сюжеты — сцены из жизни французских королей, батальные картины, охотничьи эпизоды и т. д., на полах ковры, повсюду расставлены художественные произведения.
Чтобы попасть в покои королевы, надо пройти зеркальную галерею. Это высокий зал с паркетным, до блеска навощенным полом. Ширина галереи метра, видимо, четыре, длина — не менее десяти метров. Слева сплошная зеркальная стена, справа стена стеклянная, открывающая вид на парк, который, естественно, отражается в зеркалах. На столике у зеркальной стены лежал под стеклом экземпляр Версальского мирного договора, заключенного после первой мировой войны. Не утверждаю, что это был оригинал, но текст, подписи, ленты и печати были на месте.