Австралийские рассказы
Шрифт:
— Может, возлюбленный, крошка?
— Мой брат, — ответила я.
Высокий отворил дверь, высунул голову и прислушался. Потом выпрямился и захлопнул дверь.
— Никого, — сказал он, — девочка ошиблась.
— Иди ко мне! — поманил меня низенький, раскрыв объятья.
Я пятилась от него, пока не наткнулась на очаг. Я совсем растерялась и дрожала от ужаса.
— Мой брат — высоченный парень, — сказала я, — он с вами одной рукой расправится.
Они загоготали, и низенький сказал:
— Зато сестричка у него —
— Если у вас есть хоть капля совести, оставьте меня в покое. Скажите, что вам нужно, — я отдам.
— Лови ее на слове, — вставил высокий.
— А как же, — сказал другой. — Так что же ты нам дашь?
— Чего вам нужно? — обрадовалась я.
— Да, разных разностей, детка, — сказал он.
— Табачку, — стал перечислять его приятель, — чаю, сахару, мучицы…
— Словечко на ушко! — прервал низенький и, протянув руку, дотронулся до меня.
Я отшатнулась и, хоть рост у меня невелик, попыталась смерить его гордым взглядом.
— Подите вон, сэр! Это дом моего отца.
— Какой милый ротик и какие дерзкие слова! — сказал низенький. — За это требуется поцелуй!
Он схватил меня и притянул к себе. Сначала я вырывалась молча, но когда его бородатое лицо коснулось моей щеки, я откинула голову и закричала на весь дом. Он все сильнее прижимал меня к себе; его дружок и не собирался прийти мне на помощь. Я была как в тисках, и потом еще долго оставались синяки. Отбиваюсь я и вдруг вижу — звезды; наверное, подумала я, жуткий сон кончился. Щеки обдало холодным ветром, я попробовала освободиться. Опять подул ветер, опять мелькнули звезды, — это открылась дверь, кто-то стоял на пороге: какой-то мужчина, настоящий великан; он оглушительно выругался, — а мне показалось, что прозвучала прекрасная песня.
Матрос выпустил меня, отодвинулся и ухмыльнулся, будто он здесь ни при чем.
— Благослови вас бог, — я пошла к двери, прижимая руки к сердцу; оно так колотилось, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Незнакомец поднял руку, и я, не дойдя до него, остановилась. Он держал ружье; у плеча на длинном блестящем стволе играли блики.
— Как раз вовремя, — спокойно сказал он. — Кого первого?
Я взглянула на матросов. Они жались друг к другу, перепуганные до смерти. Высокий качнулся, как деревце на ветру, а низенький в ужасе заслонился рукой, будто защищался от удара.
— Кого первого? — повторил незнакомец.
— Никого! — ответила я, задрожав.
Он немного опустил дуло, с усмешкой поглядел на меня и намекнул на такое, что мне стало очень стыдно.
— Нет, нет, — закричала я, — это неправда! Я вижу их в первый раз, я честная девушка!
Губы его тронула улыбка, и взгляд больших темных глаз смягчился.
— Верю, — коротко сказал он.
Он шагнул на середину комнаты.
— Что, проголодались? — спросил он у низенького.
Тот кивнул.
— И она дала вам сливки и меду — все лучшее, что есть в доме?
Низенький промолчал.
Незнакомец снова вскинул ружье к плечу, взгляд темных глаз устремился вдоль нацеленного ствола.
— А вы вздумали расплатиться с ней своей грязной монетой? Ну что же, — продолжал он, — за это я, пожалуй, начиню ваши головы свинцом.
Я бросилась вперед, испугавшись, что он приведет в исполнение свою угрозу.
— Уходите! — закричала я матросам. — Скорей, пока не поздно!
Они повернулись, хотели улизнуть, но незнакомец приказал им не двигаться.
— За сегодняшнее надо вас наказать, — сказал он, — а тогда можете идти — оба прямо на каторгу.
Они вздрогнули и пристально посмотрели на него.
— Именно! — Он переводил взгляд с одного на другого. — Что, совесть нечиста, а?
Насупившись, они опустили глаза. Незнакомец повернулся ко мне.
— Принеси кнут! — приказал он.
Я стояла, не зная, что делать. Он добавил:
— У меня рука затекла от ружья. Их давно бы следовало отправить на тот свет. Неси кнут.
Я побежала за кнутом и вернулась.
— Хлестни-ка вот этого по лицу.
— Это жестоко, — возразила я.
— Живей, иначе он умрет, — не успеешь и подойти.
Я стала перед матросом.
— Поднимай руку, — скомандовал незнакомец.
И велел хлестнуть изо всей силы:
— Как взбесившегося быка!
Я нерешительно повиновалась и ударила легонько. Но потом малодушие куда-то исчезло. И когда я во второй раз занесла кнут, в руке вдруг появилась обычная сила и уверенность, и я несколько раз яростно стегнула матроса. Он загородил глаза ладонями и громко умолял о пощаде. Я опомнилась и отступила, вся дрожа; к глазам подступили слезы.
— Хорошо! — сказал незнакомец. — Теперь второго, они друг друга стоят.
— Он меня не трогал, — сказала я.
Незнакомец взглянул на него.
— Тебе повезло, — сказал он.
Лицо высокого просветлело.
— Повезло, да не очень, милый мой, — продолжал незнакомец.
Я заметила, как смертельный страх исказил лицо высокого, а у низенького трусливо забегали глаза.
— Ну-ка, подойди, — незнакомец поманил низенького.
Дрожа, матрос двинулся к нему. Не успел он сделать и несколько шагов, как незнакомец скомандовал: Стой!
Тот немедленно остановился.
— Косоглазый, прихрамывает после кандалов, одет как матрос! — громко и отчетливо сказал незнакомец. — Принеси-ка подпруги, девушка.
— Зачем?
— Неси, говорят! — резко повторил он.
Я пошла, но так обиделась на его грубый окрик, что у меня загорелись щеки. Наверное, я покраснела, — иначе почему, когда я вернулась, он стал говорить со мной совсем иначе?
— Я не привык разговаривать с дамами, не обижайся, — сказал он.
Я сразу простила его, а вслух сказала, что и не думала обижаться.