Автобиография
Шрифт:
Нет пропасти более глубокой, чем та, что разделяет людей на страдающих и не страдающих морской болезнью. Друг друга понять им не дано. Я так и не смогла привыкнуть к качке. Все пытались меня убедить, что неприятны лишь первые несколько дней, а потом все проходит. Это неправда. Когда бы море ни начинало волноваться, особенно при килевой качке, я заболевала. Но, начиная с того момента и до конца путешествия, погода была в основном хорошая, мне повезло.
Воспоминания о Кейптауне и по сей день у меня свежее, чем о каком бы то ни было другом месте; наверное, потому, что это был первый настоящий порт на нашем пути и все там казалось новым и необычным. Кафские горы, Столовые горы со странными плоскими вершинами, яркое солнце, вкусные персики — все представлялось удивительным. Я с тех пор никогда там больше не бывала — сама не знаю почему, ведь мне там так понравилось!
— И это вы называете персиками?! — гремел он. — Да ими можно в мяч играть, им ничего не сделается!
Свои слова он сопроводил действиями, шмякнув об пол штук пять персиков.
— Видите?! — воскликнул он. — Они даже не лопнули. Спелые превратились бы в кашу.
Именно тогда меня впервые посетило подозрение, что путешествие с Белчером может оказаться не таким приятным, каким оно казалось месяц назад у нас дома за обеденным столом.
Я пишу не книгу путешествий — просто останавливаюсь на тех впечатлениях, которые запали в душу, на событиях, которые были для меня важны, и местах, которые меня очаровали. Южная Африка оказалась очень памятным местом. В Кейптауне наша команда разделилась. Арчи, миссис Хэйем и Сильвия отправились в Порт Элизабет, а оттуда — в Родезию. Белчер, мистер Хэйем и я — на алмазные копи в Кимберли и далее, через горы Магато, в Солсбери, где все мы должны были воссоединиться. Память снова переносит меня в те пыльные знойные дни, в поезд, следующий на север через горы Кару. Страдая от постоянной жажды, мы все время пили лимонад со льдом. Помню длинное прямое полотно железной дороги в Бечуаналенде. Мелькают смутные воспоминания о том, как Белчер изводил Бейтса и спорил с Хэйемом. Матопы произвели на меня большое впечатление нагромождениями валунов-колоссов — словно какой-то великан разбросал их повсюду.
В Солсбери мы очень приятно провели время в обществе веселых местных англичан, оттуда мы с Арчи совершили краткую поездку к водопаду Виктория. Наверное, хорошо, что я больше никогда там не бывала, — мое первое впечатление осталось неприкосновенным. Огромные деревья, прозрачная пелена мелких брызг, переливающаяся всеми цветами радуги, наши прогулки по лесу и редкие мгновенья, когда радужная пелена, расступаясь, открывала взору водопад, низвергающийся с высоты во всем своем величии. Да, для меня он навсегда остался одним из моих семи чудес света.
Ездили мы и в Ливингстон, видели там плавающих в реке крокодилов и гиппопотамов. Из этой поездки я привезла множество вырезанных из дерева фигурок животных, которые мест-ные мальчишки выносили к поезду и отдавали за трех— или шестипенсовые монетки. Фигурки были очаровательны. У меня сохранилось несколько — вырезанных из мягкого дерева и разукрашенных выжженными рисунками: антилопы, жирафы, гиппопотамы, зебры — наивные, примитивные, но по-своему очаровательные и изящные.
Потом мы поехали в Иоганнесбург, который мне совершенно не запомнился, в Преторию, от которой в памяти остался лишь золотой прямоугольник административного здания Соединенного Королевства; затем в Дурбан, который меня разочаровал, так как купаться там можно лишь в «загоне», отгороженном от открытого моря сеткой. Вообще больше всего в Капской провинции мне понравился отдых на море. Как только удавалось улучить несколько часов, — разумеется, это относилось к Арчи, — мы садились в поезд, ехали в Муизенберг, становились на доски для серфинга и наслаждались катанием на волнах. В Южной Африке такие доски делают из легкого, но прочного дерева, на них любой легко научается скользить по воде. Правда, бывает весьма неприятно и больно, если зарываешься носом в песок, но в общем это совсем не трудный вид спорта и доставляет огромное наслаждение. В дюнах мы устраивали пикники. Помню чудесные цветы, особенно те, что росли, кажется, в усадьбе дома или дворца епископа, куда нас пригласили на прием. Там был сад красных цветов и сад голубых цветов на длинных стеблях. Голубой сад особенно хорош на фоне угольной черноты ночи.
С деньгами в Южной Африке все обстояло хорошо, и это способствовало отличному настроению. Почти во всех отелях мы считались гостями правительства, и путешествия по железной дороге были для нас бесплатными — поэтому лишь поездка на водопад Виктория потребовала существенных расходов.
Из Южной Африки наш путь лежал морем в Австралию. Это было долгое и весьма однообразное плавание. Я никак не могла взять в толк объяснения
Меня всегда удивляло, что описание разных стран никогда не совпадает с тем, что видишь потом воочию. Я представляла себе Австралию как бескрайнюю голую пустыню, по которой скачут сонмы кенгуру. По прибытии в Мельбурн меня поразил необычный вид тамошних деревьев и то, какое своеобразие сообщают пейзажу австралийские эвкалипты. Первое, на что я всегда обращаю внимание, это деревья и форма возвышенностей. В Англии мы привыкли к тому, что у деревьев темные стволы и светлые густые кроны; в Австралии, на удивление, все наоборот. Кора на деревьях серебристо-белая, а листва темная — это напоминает фотонегатив и преображает весь пейзаж. Другая удивительная вещь — попугаи: голубые, красные, зеленые — они летают стаями, громко хлопая крыльями. У них потрясающая окраска: кажется, будто по небу порхают драгоценные украшения.
В Мельбурне мы пробыли недолго и совершили оттуда несколько разных вылазок. Одна мне запомнилась особенно — из-за гигантских древовидных папоротников. Густые заросли этих тропических растений были последним, что я ожидала увидеть в Австралии. Очень красиво и необычно. С едой возникали, однако, трудности. Помимо гостиницы в Мельбурне, где кухня была превосходной, похоже, нигде не подавали ничего другого, кроме невероятно жесткой индейки. Бытовая гигиена также приводила в смущение человека, получившего викторианское воспитание. Для начала всех женщин нашей экспедиции любезно проводили в одну комнату, посреди которой, у всех на виду, стояли две ночные вазы, готовые к использованию. Укрыться было совершенно негде, и это создавало серьезные неудобства…
В Австралии, а потом и в Новой Зеландии я допустила непростительную оплошность, нарушив местные правила поведения за столом. Нашу миссию обычно опекал мэр или глава торгового представительства. На одном из первых обедов, устроенных в нашу честь, я по наивности прошла и села за стол рядом с мэром или каким-то другим высоким официальным лицом. Ехидного вида старуха сказала мне: «Думаю, миссис Кристи, вам приятнее будет сидеть рядом с мужем». Весьма смущенная, я быстро обошла вокруг стола и заняла место возле Арчи. Оказывается, там было принято, чтобы во время подобных обедов каждая женщина сидела подле своего мужа. Как-то в Новой Зеландии я запамятовала это правило, но уж после того всегда хорошо помнила свое место.
В Новом Южном Уэльсе мы остановились на меленькой станции под названием, если не ошибаюсь, Ианга, там было широкое озеро, и по нему плавали черные лебеди. Очень красиво! Пока Белчер с Арчи отдавали все силы на благо Британской империи, отстаивая ее интересы в сфере торговли, миграции населения и ряде других, мне было позволено, к великой моей радости, посидеть в апельсиновой роще. Там стоял чудесный шезлонг, в небе восхитительно светило солнце, и, если память мне не изменяет, я съела двадцать три апельсина, тщательно отбирая самые лучшие плоды на ближних деревьях. Нет ничего лучше спелого апельсина, сорванного прямо с ветки. В Австралии я сделала для себя немало открытий в области растениеводства. К примеру, прежде я представляла себе, что ананасы изящно свешиваются с ветвей ананасного дерева, и была потрясена, когда до меня дошло, что поле, которое я приняла за капустное, на самом деле — плантация ананасов. Я даже немного расстроилась, что столь изысканный плод так прозаически произрастает.
Чаще всего мы путешествовали по Австралии поездом, но возили нас и на машине. Именно тогда я поняла, насколько опасной может оказаться автомобильная поездка по бескрайним просторам плоских пастбищ, где однообразие линии горизонта лишь изредка нарушается очертаниями ветряной мельницы: здесь, в буше, как называют эти просторы местные жители, ничего не стоит заблудиться. Солнце стоит так высоко над головой, что теряешь всякое представление о частях света, и нигде нет никаких ориентиров. Я представить себе не могла, что пустыня бывает покрыта зеленой травой — пустыня, по моим понятиям, должна быть песчаной. И даже в песчаной пустыне, похоже, гораздо больше всякого рода возвышений и ориентиров, помогающих отыскать дорогу, чем на зеленых пастбищах Австралии.