Автономный рейд
Шрифт:
Лукавил, конечно, перед собой. Знал, что когда прижмет, когда навалится все отложенное, когда обожжет все непродуманное, когда не продохнуть станет, вот тогда я все себе припомню. Умен и усидчив стану задним числом. В пальтишке и «дачных» ботах Катерины, выпятив горб-рюкзачок, в котором под пальто лежало, помимо содержащегося в той сумке, что я тащил в руках, кое-что из оборудования, запасной одежды и на всякий случай оружия, я проковылял в дальний конец микрорайона. Там, напротив гастронома, нашел подходящий телефон-автомат, давно выведенный хулиганьем из строя. Достал из сумки
Инвалидка, но деятельная. Она ведь диспетчером на телефоне не только меня обслуживала, не один я не доверял пейджерам. Так что зарабатывала она достаточно, чтобы никому не быть обузой.
Минут пятнадцать я не мог дозвониться, потому что телефон у Любови Никитичны был непрерывно занят, а потом она наконец ответила.
— Здравствуйте, — откликнулся я высоким голосом. — Это Константин Васильевич. Есть что-нибудь для нас?
— Наконец-то! Масса звонков, а вы все не объявляетесь. — Любовь Никитична зашуршала записями. — Диктовать?
— Минуточку. — Я достал блокнотик и автоматический карандаш. — Давайте.
— Большинство звонков для Олега. Его спрашивал Пастухов, просил перезвонить. Телефон сказать?
— Говорите.
— Еще очень просил позвонить Николай Матвеевич, телефон... Успеваете?
— Успеваю.
— Гумеров — телефон... Солодухина — телефон... Архипкина — телефон...
Шмелев — телефон...
— Минутку, — попросил я.
Диктовала Люба четко, размеренно, но я ведь на весу писал, в продуваемой будке. Не хватало еще не правильно какую-нибудь цифру накорябать, а потом позвонить не туда. Хотя время и поджимало. То, что она произнесла слова «масса звонков», означало, что кто-то у нее обо мне выспрашивал. Раз так, значит, ее телефон вполне могли прослушивать и, может, сейчас уже кто-то определял, откуда я звоню.
— Извините. Скажете, когда можно будет продолжать.
— Повторите последний номер.
— Шмелев. Телефон... Зинуля — так эта дама назвалась: «Зинуля».
Телефон... Все.
— Спасибо.
— Это вам спасибо. С наступающим вас. Всего хорошего в Новом году, счастья и здоровья! Олегу тоже передайте мои поздравления.
Ничего себе — через полторы недели Новый год, а я даже и не думал об этом.
— Вам тоже всего наилучшего. — Я спешил, поэтому был суховато-вежлив.
— Счастья! До свидания.
Быстренько сложив в сумку свою технику и приготовив газовый пистолет, я засеменил прочь от будки. Потоптался на автобусной остановке, потом побрел к переходу и — в гастроном. С тех пор как я последний раз заглядывал в него, он здорово изменился. Теперь тут вдоль витрин понаставили киосков-прилавков, и улицу можно было разглядеть, только стоя между дверями. Туда я и вернулся. Ждал, делая вид, что отдыхаю, опираясь на дверь. Что взять со старого человека.
Они подъехали минут через шесть после окончания разговора.
«Самара» с незнакомым номером, который я, разумеется, постарался запомнить. Знать тех, кто за тобой
Уйти, раз все ясно? Рано. Надо дождаться, когда они вылезут из машины, чтобы запомнить физиономии.
И тут, как назло, возле меня притормозил долговязый подросток.
Выпятил губу и, нагло рассматривая шалыми глазами, прикидывал: есть ли у меня в сумке, чем поживиться, или нет. Вот юное отребье. Ему ничего не стоит от нечего делать обидеть старушку, отнять у нее сумку. А в сумке помимо телефонного аппарата грим для маски пропойцы, пара гранат и ПМ.
Не хватало мне еще токсикоманов вооружать. Не говоря уж о том, что о бабусе с таким снаряжением в округе трепаться начнут.
— Чего, бабка, устала? — завел он разговор, озираясь.
Точно, готовится. Дурацкая ситуация, а я к ней не готов. Сколько меня Пастух с Артистом предупреждали: маскируясь, просчитывай все возможности.
Но все не впрок. Я передвинул боты, наступая на свою сумку. И тут он ринулся. Правой рукой попытался отшвырнуть меня в сторону, а левой потянулся к сумке. Делать мне ничего не оставалось. В смысле выбор был невелик — пришлось мне звездануть его хорошенько по носу, чтобы образумить.
Но образумить не получилось.
— Ах ты!.. Сука старая! — возмущенно заголосил паршивец, изумленно хватаясь за окровавленную губу. Протекавший мимо народ начал притормаживать, но аккуратно: чтобы и в сути конфликта разобраться, и в его участники не влезть. — Шею сверну, падла!
И хоть бы кто заступился за бабушку. А хулиган орал, не обращая ни на кого, кроме меня, внимания. Привык уже к безнаказанности. Тут я заметил, что с улицы на его голос проталкиваются еще двое юных засранцев, а этот начал отводить назад ногу, чтобы пнуть осмелившуюся сопротивляться старушку. Народ потек мимо быстрее, делая вид, что не замечает. Но я знал: стоит мне успокоить этих гавриков, общественность тут же возьмется за меня.
Озверевшей пацанвы прохожие боятся, а вот того, кто против этой мелюзги выступит, живо скрутят за причинение травм растущей смене. Во всяком случае, попытаются скрутить. А там, глядишь, и милиция объявится.
— Ну-ка, ну-ка! — Расталкивая общественность, с улицы к нам продвигалась настоящая бабуся, мирно торговавшая до этого рядом со входом в гастроном сигаретами. Сама себя поперек шире, она сноровисто раскидала дружков нападавшего.
— Ты чего, шкура, к человеку пристаешь?! — напустилась она на моего обидчика и ловко, как в кино, подсекла его опорную, левую ногу. Парень взлетел и с маху приземлился на копчик. Я даже прижмурился, представляя, как ему сейчас больно.