Автономный рейд

Таманцев Андрей

Все! Сдав барахлишко в камеру хранения, я был свободен и мог отправиться к Шмелю, но, выходя из вокзала, не удержался и позвонил При.

Она ответила сразу, и меня бросило в дрожь, как пацана.

— Алло-алло?! — кричала она в трубке, а у меня сжало горло, и я никак не мог вспомнить, что нужно сказать.

— Ира...

— Олег, ты! Наконец-то. Я так истосковалась, словно год тебя не видела. Где ты? Как ты?

— Конечно, хочу!

Она засмеялась так, что у меня ноги подкосились.

— Так где ты сейчас?

— На вокзале. На Киевском.

— Почему... Ты куда-то

собрался? — Голос ее упал.

— Нет. Просто следы заметаю. Отрываюсь от твоих коллег.

Ответил и замолчал, ожидая ее реплики. Мне очень хотелось, захлебываясь нетерпением и восторгом, выложить ей, как я измаялся без нее, как я мечтаю ее увидеть, обнять, потискать, ощущая всю ее, жаркую и нежную.

Но я молчал, потому что успел привыкнуть, что меня подслушивают все, кому не лень. А что нейтрального сказать — не знал. Высветить Киевский не боялся, потому что через минуту отсюда исчезну, а коль я был неподалеку, у Каткова, пусть думают, что все это время я тут и отсиживался.

— От каких коллег?.. Впрочем, ладно. — Чем-то ей мой тон не понравился, и она заговорила суше. А может, дошло, что нас вполне могли слушать посторонние. А может, она знала это совершенно точно. Бывает же, что молчание понимаешь лучше, чем слова. Кроме того, она ведь профи, ни к чему ей показывать коллегам, что она о ком-то скучает. Слишком легко насадить твою привязанность на крючок. В виде наживки. — Помнишь, я тебе говорила о своем шефе? Он хочет с тобой встретиться.

— Когда и где?

— А со мной ты не хочешь увидеться?! — Мгновенный этот вопрос прозвучал у нее с милой свирепостью.

— Когда и где? — повторил я.

— Сегодня! В любом парадном!

— Хочу, конечно...

— Ага, снова «но»...

— Но сегодня я очень поздно освобожусь.

— Слушай, Олег!.. — Она весьма красноречиво пошипела в трубку, а потом снова сухо закончила:

— Завтра буду ждать твоего звонка. Около одиннадцати.

— И отключилась. У меня от этого что-то оборвалось в солнечном сплетении.

Не было печали — так теперь на тебе почти наркотическую зависимость от настроений некоего взбалмошного майора.

Но даже негодуя, я был счастлив. Уж слишком давно я ни от кого не зависел. А у бесхозного положения есть и свои минусы. Однако это идиотское балансирование между восторгом оттого, что она по мне скучает, и раздражением от своей привязанности к столь малонадежной партнерше привело меня к мысли, что все это вполне может быть элементарной игрой. Какой самый простой и надежный путь для женщины, чтобы задурить голову мужику: закатывать глаза от того восторга, который он ей якобы доставляет. И это не помешает ей тотчас после подобной сцены нырнуть в койку к тому, кто либо люб по-настоящему, либо просто следующий на очереди. Думать об этом противно, но полезно. Приводит в чувство и помогает лучше настроиться на встречу со Шмелем.

Когда я накоплю достаточно денег, чтобы выбирать клиентов, я буду работать только в теплое время года. А зиму, конец осени и начало весны стану отсиживаться, изучая книжки возле уютного камина.

Пока я тихонько осматривал окрестности шмелевского дома — типичной хрущевки в районе «Чертановской», задубел в

своем парадно-выходном одеянии до полной бесчувственности ступней. И хотя нужно было бы еще полчасика пооколачиваться, не выдержал. На кой такая осторожность, если из-за нее потом всю жизнь на протезах ходить придется? Но в прихожей Шмеля, доставая из сумки бутылку коньяка, не забыл включить детектор, непослушными деревянными пальцами убавив звуковой сигнал на ноль. Индикаторы и стрелку сразу зашкалило. Да, не пожалел кто-то жучков ради нашей со Шмелем встречи.

Евгений Аркадьевич Шмелев нравился мне давно. Здоровый, метр восемьдесят два — восемьдесят четыре, плечи налитые, как чугунные гантели, но силой и храбростью не козыряет. Мы с ним раза три вместе за товаром в Турцию и в Китай ездили, а там хватало приключений всякого рода. Он как-то умел и на рожон не лезть, и в то же время не суетиться, не заискивать перед всякой шантрапой, которая нас в вагонах и на таможне пасла. Надежный партнер. Когда он за спиной, можно не озираться. Не виделись мы с ним, по меньшей мере, полгода или даже больше, с тех пор как я последние остатки своих товаров толканул. И до меня не сразу дошло, что с первого же взгляда насторожило в его облике. Потом понял: у него на левом глазу появилась черная замшевая блямба.

— Ну, Олег, рад! Рад, что отозвался! — не скрывал энтузиазма Женя, предоставляя мне тапочки и сопровождая в комнату. — Вот, познакомься: Вера Ильинична моя.

— Здравствуйте, — радушно встретила меня его невысокая, всего на пять-шесть сантиметров выше меня, белокурая половина.

— Вот, Ильинична, знакомься: Олег Мухин! Мы с ним...

— Жень, — перебил я его. — Ты нас уже третий раз знакомишь.

— Разве?

— Да он такой склеротик, что я уже привыкла. — Ладно хоть Зиной по утрам не зовет, и то хорошо уже!

Мы посмеялись, хотя мои глаза так и притягивал кругляш на его лице.

Напросившись, чтобы меня принимали по-свойски, на кухне, а там, в свой черед, попросив зажечь конфорку, я блаженно отогревался, все больше убеждаясь в том, что хозяева об электронной начинке в своей квартире даже не подозревают. Пока супруга ставила на стол емкости и закуску и разогревала ужин, мы со Шмелем рассказали друг другу о том, кто, чем и как занимается, с чего живет. Правда, я наврал, что служу в охране, а сейчас нахожусь в затянувшемся отпуске в связи с кончиной нанимателя. Зато Шмель казался, на мой взгляд, совершенно откровенным:

— Как у меня эта гадость стряслась, как все пошло наперекосяк, тогда я о тебе и подумал...

— Извини. А какая «гадость»?

— Ну с глазом, конечно. Ты что, не знал?

— Да когда мы с тобой в последний раз виделись, этого не было.

— Ой, жутко даже вспоминать... — прокомментировала суетившаяся между холодильником и плитой Вера.

История со Шмелевыми, оказывается, действительно приключилась паскудная.

Женя и Вера приехали в Москву года два назад из Магадана. На заработки. Там у них, на Крайнем Севере, после внедрения рыночных отношений образовалась кошмарная масса лишних людей. Лишних не в смысле работы — ее хватало, а в смысле ее оплаты. Людей грабили все, кому не лень.