Айза
Шрифт:
— Ты все еще скучаешь? — спросил он.
— А ты нет?
— Стараюсь отогнать от себя это чувство. Что-то мне подсказывает, что мы никогда не вернемся. Лансароте для нас как детство, которое навсегда осталось в прошлом. Вспоминать его — значит причинять себе напрасные страдания.
— А мне нравится это делать. Мне нравится вспоминать, как мы на рассвете выходили в море ловить рыбу или как пели серенады девушкам.
— Девушки! — Себастьян присвистнул. — Сколько времени мы к ним не прикасались?
— И не говори!
— Помнишь Пинито… ту, из
— Куда ей до Мануэлы! — Асдрубаль повернулся и искоса взглянул на него: — Почему ты не женился на Мануэле?
— Наверно, предчувствовал, что что-то такое должно было случиться, — прозвучало в ответ. — Мне не стоило с кем-либо связывать свою жизнь, ведь судьба распорядилась забросить нас в такую даль.
— Она зарвалась. Как сказал бы старик Акилес: «Клянусь своим тайтой, хватанула через край». — Асдрубаль лежал, подложив руки под голову и разглядывая толстые балки высокого потолка. — На самом деле со мной было что-то похожее, — признался он. — Я тоже с тех пор, как вошел в сознательный возраст и понял, что Айза особенная, начал привыкать к мысли, что с нами еще произойдут удивительные вещи. Фактически, они происходили с самого момента ее рождения.
— Почему?
Оба надолго замолчали, очевидно стараясь найти убедительный ответ на вопрос, который они задавали себе всю жизнь.
— Нам нужно было учиться намного больше, чем мы учились, чтобы это узнать, — наконец сказал Асдрубаль. — Хотя я всегда думал, что в мире нет никого, кому известен точный ответ. Теперь мы знаем, почем фунт лиха, и остается только смириться.
— И у тебя никогда не возникает чувства протеста?
— Против кого? Против Айзы, которая больше всех страдает от последствий, или против природы, которая усложняет нам жизнь? Смотри, что творит здесь природа, — что толку протестовать!
— Ты можешь восстать против судьбы.
— Против судьбы? Никто не знает, какова его судьба, пока не дойдет до конца, а тогда уже слишком поздно. Кто знает, а вдруг все это — лишь путь, который ведет нас к чему-то невероятному?
— Например?
— Не имею представления! — Асдрубаль повернулся, чтобы снова взглянуть на старшего брата. — Знаешь, почему я хочу по-прежнему быть рыбаком? Потому что, когда выходишь в море, все время питаешь иллюзию, что у тебя под ногами скрывается что-то чудесное, что ты можешь вытащить своими сетями. На суше не существует ни сюрпризов, ни тайн. Под землей нет ничего, кроме земли.
— Какое ребячество!
— Возможно, но могу сказать только одно: в последнее время нам довелось увидеть большие города, тропические острова, сельву и бескрайние равнины, однако я променял бы все это за день в море, где смотрел бы на барашки на гребне волн и на то, как вода меняет цвет, где в воздухе носится запах свежести, а по горизонту плывут облака. Нет ничего — ничего! — что может сравниться со схваткой с добрым тунцом или гигантским меро, когда чувствуешь рукой, как рыба пытается сорваться с крючка.
— Ты еще это почувствуешь.
— Когда? У меня часто возникает ощущение, что мы заживо
Себастьян рассмеялся.
— Взгляни-ка на реку, которая протекает за домом! — сказал он. — Как только начнутся дожди, она наполнится водой, и тебе надо будет лишь взобраться на бревно, чтобы оно вынесло тебя в море.
Асдрубаль Пердомо собирался что-то сказать, но неожиданно вскочил и встал посреди комнаты с округлившимися глазами.
— Ты сам-то понял, что сейчас сказал? — почти крикнул он. — Когда эта река наполнится, она может вынести нас к морю. — Он шагнул к брату и опустился на колени рядом с кроватью. — Подумай! — воскликнул он. — Если вместо того, чтобы плыть на бревне, мы это сделаем, соединив много — много! — бревен, мы доберемся до моря на нашем собственном корабле.
Себастьян сел: до него начала доходить идея, которую ему пытались внушить.
— Наш собственный корабль! — повторил он. — Ты предлагаешь мне построить корабль — такой же, какой построил дед?
— Лучше! — с воодушевлением ответил Асдрубаль. — Намного лучше, потому что ему пришлось использовать бревна, приносимые морем, тогда как мы здесь располагаем лучшей древесиной на свете. Везде: по берегам рек или посреди равнины — стволы дуба, каобы, парагуатана, сейбы или самана! Целые тонны великолепной сухой древесины, готовой к использованию!
— Но ведь мы никогда не строили кораблей! Мы не знаем, как это делается.
— Дед тоже не знал, а «Волчий остров» проплавал тридцать лет, — заметил Асдрубаль. — Я помню каждую пядь корабля, шпангоут за шпангоутом. Я бы мог начертить его с закрытыми глазами, нам останется только его скопировать.
— Парусник? — удивился брат. — Ты хочешь, чтобы мы построили парусник?
— Почему бы и нет? Мы всегда успеем приделать к нему двигатель. Дед говорил, что, если бы «Волчий остров» не был таким старым, он поставил бы на нем мотор, — убежденно сказал Асдрубаль. — На нашем будет стоять.
— Но ведь скоро начнет прибывать вода.
— Так это еще лучше! Ты же слышал, что сказал Акилес: нам придется проскучать несколько месяцев. Вот! А мы не будем скучать — мы построим корабль. — Асдрубаль сел на кровати; его ум лихорадочно работал. — Прежде чем зарядят дожди, отправимся на поиски древесины и сложим ее под навесом. Затем построим навес на берегу и будем работать под ним. Когда вода поднимется, нам останется только столкнуть корабль в воду.
Себастьян, глава семейства Пердомо Вглубьморя, размышлял несколько секунд. В словах брата звучало такое воодушевление, что он понял: брат способен привести этот план в действие, даже если должен будет в одиночку таскать бревна по саванне. Наконец он веско произнес:
— Ладно. Спросим разрешения у Селесте и, если она не будет возражать, прямо завтра отправимся искать древесину, даже если придется набить карманы камнями, чтобы нас не унес треклятый ветер. — Он ласково похлопал Асдрубаля по колену и улыбнулся. — Хорошо! — сказал он. — А как он будет называться?