Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г
Шрифт:
Крымчаки, ногайцы и азовцы тоже потери большие понесли. Нураддин стал около Азова на Кагальнике и войско свое в порядок приводил и пытался ногайцев удержать, которые после неудачного сражения сразу же стали как тараканы разбегаться.
Стояли так два войска друг против друга около месяца. Но тут из Азова один прикормленный татарин сообщил казакам и где нураддин стоит, и сколько у него людей осталось. Донцы собрали круг, совещались на нем с князем Пожарским и князем Черкасским и со всеми вольными людьми и единогласно решили идти нураддина добивать.
В ночь с 2 на 3 августа переправилось объединенное 6-тысячное войско через Дон и пушки перевезло. По темноте двигались, сколько успели, а днем попрятались по буеракам и затаились. Разъезды татарские ничего не заметили.
На
Огрузившись добром, пошло войско назад к Черкасскому. Уцелевшие татары, жалея о потерянном имуществе, ободрились и стали преследовать, да Мустава азовский на помощь им подошел. Пришлось отбиваться и пленных татар, 200 человек, перебить — не чаяли их живыми до Черкасского городка довести. Но 6 числа все же дошло соединенное войско до Черкасского без заметного урона.
Гордые своими успехами, направили казаки в Москву посольство с героем Азовского сидения Наумом Васильевым. Новый царь казачьим подвигам был рад, хотя казаки воли его не исполнили, на Перекоп и на Крым не пошли и русским войскам идти туда не дали. Что ж, зато нураддина крымского здорово погоняли и шатры его забрали вместе с каретой. Послал царь донцам на Дон в награду свое царское знамя кармазиновое с зеленой опушкой. Обычно на царском знамени изображался «Спасов образ или какие победительные чудеса». На этом же знамени был изображен орел, а на груди орла на щите царь на коне поражал змия.
Ясно, что перед нами современный государственный герб России. Только вместо Георгия Победоносца на коне сам царь. И правильно. Это мы с вами святого писания не знаем. А донцы, люди дошлые и ушлые, не могли не знать, что Георгий никакого змея не убивал. Он змея уговорил, ибо, приняв христианство, обрел дар убеждения, но к убийству, как таковому, стал относиться отрицательно, за что его, собственно, и казнили и объявили святым.
А на знамени на щите посреди орлиного изображения, по мнению «продвинутых», смыслящих в геральдике казаков (а таковые, несомненно, были), мог быть изображен лишь сам царь. Попробуем разобраться в логике их рассуждений. Орел со щитом на груди и с воином, на щите изображенном, бесспорно, воспринимался как герб. А что и кого изображают на гербах? Священный тотем (орла, льва, барса…), святого небесного покровителя или себя самого. Запорожцы, например, имели гербом изображение самого запорожского казака. Воины испокон веков изображали своих небесных покровителей (Перуна в том числе) такими же воинами, какими сами были. Всадник на красном поле на белом коне — вот перетекающий из века в век символ бойцов. Белый конь и море крови… Вспомним четырех всадников из «Апокалипсиса»: «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он победоносный, и чтобы победить». И донцы, когда на Дону только появились, имели гербом своим всадника. На красном поле. Но на черном коне. Вот такая, дескать, жизнь наша пропащая…
Орел на знамени… То, что орел двуглавый, нигде не говорится. А если он был одноглавый, то вполне мог сойти за родовой герб Рюриковичей — за сокола. И воин с копьем… Вряд ли христианский государь изобразит на своем гербе Перуна. И явно это не Михаил Архангел, низвергающий Сатану, у Михаила, как у предводителя ангельского воинства, должны быть крылья. И не Георгий. Он, как мы выяснили, змия не убивал. Кого ж тогда царь изобразил на своем гербе? Да самого себя, сражающегося с басурманами или с самим нечистым.
В целом год 1646-й казался удачен. Нураддин, так и не оправившийся после поражений, ушел в Крым. И грамоту похвальную от царя получили казаки, и знамя. Но с другой стороны, князей Черкасского и Пожарского отозвали обратно под Астрахань вместе с их войсками. А набранные Жданом Кондыревым «вольные люди», испробовав истинно вольной донской жизни, стали разбредаться поодиночке и кучками. На Дону жизнь оказалась
И чтоб не пропал Тихий Дон, не дали донцы новым пришлым добычи и кормить их не стали.
Вольные новонабранные покрутились на Дону, а потом половина их развернула знамена и пошла на север, на российские украинные города, и куда они там подевались, никто не знал, а донцы не интересовались.
Вторая половина ново приборных, тысячи с полторы, на Дону все же перезимовала и стала в Москву писать и жаловаться: мы де честно служим, куда нас царь-батюшка послал, а нас донцы не кормят, и жалования нам нет, шатаемся меж дворов…
Москва стала донцам пенять, донцы по обычаю отнекивались, мол у нас все по справедливости, но новоприборных разбили на пятнадцать сотен и поставили над ними сотников из их же числа, а когда из Москвы очередное жалование пришло — поделились.
Весною 1647 года, чтоб не выказать врагам своей слабости, решили донцы идти в набег. Но окончательно собрались лишь на Петровку, в начале июля. Взяли с собой «вольных новоприборных», набились в 33 струга и, тайно проскользнув устье Дона, направились к крымским берегам. Меж Темрюком и Таманью застигла казачий флот буря и выбросила на таманский берег.
Тут и сказались неопытность и измена, которая так и пасется среди всякого наброда. Читаешь и не веришь — да донцы ли это? «В бедственном смятении казаки растеряли большую часть оружия и снарядов, как вдруг на берегу Тамани напали на них татары в превосходных силах. Казаки думали уже не о победе, а о спасении своем и, оставив в добычу неприятелю 16 стругов, в остальных удалились в море» (В. Сухоруков).
Осенью в Москве есаул Василий Никитин рассказывал, что напали на таманском берегу на «смятенных» казаков «темрюцкие черкасы», многих побили, «а иных живых поимали, и взяли де 16 стругов; а весть де им учинилась, что вышли к ним тех 16 стругов два человека казаков». Еще 4 струга отстали в море. Про два струга имелись известия, что целы, а про два вестей не было. Плавали по Азовскому морю, а к берегу пристать не могли… Вот так в первом же набеге отсеялись «вольные новоприборные».
Почему именно они? А потому, что остальные, уцелевшие, вели себя совершенно по-другому, и в них угадываем мы тех самых казаков из Азовского сидения…
Буря и гибель половины участников набега сорвали внезапность, рассекретили саму экспедицию. Да она, судя по всему, и не была для турок секретом. Уцелевшие на 13 стругах повернули назад. Но предупрежденные азовцы и турки засыпали камнями Мертвый Донец и засели в скрытных местах, затаились в засаде.
Казаки ночью вошли на стругах в Мертвый Донец и наткнулись на камни. Не медля, пристали они к берегу и стали перетаскивать струги волоком. Тут на них в темноте азовцы и бросились. Но, как говорится, не на тех напали. Казаки азовцев отбили и продолжали перетаскивать струги. Отбитые азовцы послали в город за помощью, но больше в темноте своих нападений не повторяли. Лишь утром, разглядев, что казаков мало, решили истребить их и вместе с турками атаковали. Как писал В. Сухоруков, «и тут началось у них кровопролитное сражение, гибельное для обеих сторон». Василий Никитин рассказывал московским дьякам, что ночью «сперва де казаки побили азовцев и черкас, а после де того на утре, как их осмотрели, что их немного, и они де пришли на них многими людьми и их побили, а иных поимали, потому что де они в то время таскали из Донца струги и многие были наги, и в те де поры струг отбили, а в Войско пришло 12 стругов».