Баба-Мора и Капитан Трумм
Шрифт:
— Только ненадолго, — предупредила она.
— Я дядюшка невесты, — представился ей мужчина, предлагая маринованную рыбу. — Вы, наверно, родственница жениха?
Баба-Мора отведала рыбы и сказала, что такого замечательного угря она в жизни не ела.
— Неужели? — обрадовался дядюшка. — Между прочим, это я сам поймал и замариновал. Вы должны попробовать еще и лосося моего копчения! И форель. И миног. И эту фаршированную щуку. И заливного судака.
Дядюшка подкладывал Море на тарелку рыбу всех видов, приготовленную самыми разными способами, и без конца рассказывал,
— Я вижу, вы первоклассный рыбак и великолепный кулинар, — сказала она, признательно улыбаясь.
— Неужели это заметно? — спросил польщенный дядюшка. — Но я еще и охотник! Попробуйте же мой рулет из зайчатины, копченый лосиный язык и жаркое из медвежатины.
Хотя Баба-Мора и собиралась уже уходить, но не смогла отказаться и от этих аппетитных кушаний. Дядюшка потчевал ее самыми разными праздничными блюдами, а когда Баба-Мора отведала еще и сладкого, дядюшка пригласил ее на танго. Она, правда, помнила о тех, кто нуждается в ее помощи, и о Трумме тоже, и о гороховом супе, который, наверно, давно уже сварился. Однако у нее было такое славное праздничное настроение, а танго так неодолимо влекло, что она не смогла устоять.
«Только один танец, — подумала она. — Негоже отказывать такому кавалеру».
Дядюшка оказался прекрасным танцором. Он крутил и вертел Бабу-Мору так, что у нее замирало сердце и все на свете вылетело из головы. Танцующая Баба-Мора была гибка, как тростинка, и легка, как мотылек, ритм танго отдавался у нее в висках и в ногах. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме танго. Одна мелодия сменяла другую, и Мора с дядюшкой знай себе скользили по паркету.
Во время танца дядюшка склонился над Бабой-Морой, внимательно посмотрел на нее и сказал:
— Ваше лицо мне очень знакомо и напоминает о чем-то необыкновенном. Где мы встречались?
Неизвестно, как долго они бы еще танцевали, если б дядюшка не задал этого вопроса. Баба-Мора вдруг опять все вспомнила. И еще она заметила, что никто больше не танцует, все стоят вокруг и смотрят на них.
«М-да, — подумала Баба-Мора, — ежели я еще скажу им, кто я такая, то мне с этой свадьбы и вовсе не вырваться!»
— Мир тесен, — любезно ответила она дядюшке. — Не мудрено знакомое лицо встретить. Честно говоря, я и не родственница жениху.
Когда очередное танго кончилось и все восторженно зааплодировали, Баба-Мора попросила, чтобы дядюшка проводил ее на свежий воздух, потому что она умирает от жары. А на улице она сказала, что теперь ей надо непременно идти, потому как ее ждут неотложные дела. Дядюшка как только мог уговаривал ее остаться и даже пригласил поехать на следующий день поохотится на волков, но Баба-Мора сказала, что она не может смотреть, как убивают животных, а сейчас ей пора.
Прощаясь, Баба-Мора вынула из своей огромной сумки небольшой ларец и протянула его дядюшке.
— Пожалуйста, передайте это невесте, — попросила она.
Когда невеста открыла ларец, она увидела зеркало в старинной оправе и записочку. Невеста глянула
— Мне бы так хотелось, чтобы у меня было узкое лицо, — сказала она и велела жениху поглядеть через ее плечо в зеркало. В нем отразилась вытянутая, как огурец, физиономия.
— Господи! — воскликнул жених. — Такую длиннолицую мымру в жизнь не пригласил бы на танец!
Долго они смотрели в зеркало, пока чуть со смеху не лопнули. И никто, глянув в зеркало, не мог оставаться серьезным. Все так развеселились, что невозможно и припомнить другую такую веселую свадьбу. И тем не менее невеста не посмела никому признаться, что зеркало подарила ей Баба-Мора. Ей было стыдно за свое глупое письмо.
На улице уже стемнело.
Баба-Мора, весело размахивая сумкой и пританцовывая на ходу, отправилась дальше. Несколько раз ей пришлось спросить у прохожих дорогу, и вот она наконец добралась до места.
— Я так ждала тебя, — сказала маленькая девочка. — Боялась, что не придешь. Бабушка спит, а папы и мамы нет дома.
Девочка провела Бабу-Мору в бабушкину комнату. Бабушка лежала в постели с закрытыми глазами и хрипло дышала.
— Она не может пошевелиться и ничего не видит, — грустно сказала девочка. — Ты вылечишь ее?
— Гм, — произнесла Баба-Мора, разглядывая бабушку. — Я не взяла с собой лекарства. Дай мне подумать.
Баба-Мора уселась в бабушкино кресло-качалку и, вовсю раскачиваясь, принялась думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела, как качается Баба-Мора.
Наконец Баба-Мора сказала:
— Давай-ка посмотрим на кухне, какие у твоей мамы есть пряности.
Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама держала пряности. Там стояли баночки с перцем, солью, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Баба-Мора, ворча, принялась переставлять их с места на место.
— Старый добрый чабрец в наши дни, кажется, в суп уже не добавляют. И майорана я не вижу. А где тмин? И ягоды можжевельника? И розмарин? И мяты нет. И семян настурции. И огуречной травы. Мама, похоже, кормит тебя одним перцем и содой. Бедное дитя.
Девочка покраснела и сказала, что тмин кончился у них совсем недавно и что у них есть еще лук.
— Хорошо хоть это, — ответила Баба-Мора. — Надеюсь, в таком случае у вас и чеснок найдется? О сушеных грибах и травяном чае, конечно, не стоит и спрашивать?
Чеснока не было, не было также ни сушеных грибов, ни травяного чая.
— Может, где-нибудь в шкафу завалялась заплесневелая корочка?
Однако в доме было чисто и сухо и плесени нигде не обнаружилось.
Баба-Мора совсем рассвирепела. Она вывалила на кухонный пол содержимое своей сумки. Чего там только не было! Недовольная, Баба-Мора принялась все запихивать обратно в сумку. Наконец на полу осталась лишь горстка сенной трухи и мусора. Баба-Мора рассортировала травяное крошево, положила несколько щепоток на стол. Остальное сунула себе в карман.