Баба-Мора и Капитан Трумм
Шрифт:
— Ну и недотепы!
И тут же вылетела за дверь.
Хозяева недоуменно смотрели ей вслед. Замечание Бабы-Моры немного огорчило хозяйку.
— И часто она так странно… ведет себя? — осторожно, чтобы не обидеть Трумма, спросила она.
— Да нет… не особенно… — пробормотал, заикаясь, капитан. — Но в последнее время у нее было очень много работы. Боюсь, она переутомилась.
Баба-Мора сбежала по лестнице на улицу. Продираясь сквозь толпу, она миновала два квартала, остановилась у какого-то восьмиэтажного дома и раскинула руки. И в то же мгновение
Разумеется, вокруг Бабы-Моры тут же собрался народ. Баба-Мора занервничала и помрачнела. Она сунула карапуза какому-то стоявшему рядом человеку и просто-напросто удрала с места происшествия.
Чуть позже, запыхавшись, она вернулась к друзьям Трумма.
— Мои нервы больше не выдерживают, — жалобно сказала она капитану. — События начинают как-то уж очень быстро сменяться, громоздиться одно на другое. Я не могу ни на чем сосредоточиться.
Хозяин и хозяйка понимающе улыбнулись.
— Вам необходим отдых, любезная, — сказала хозяйка. — Отдых творит чудеса.
— Сегодня же вечером возвращаемся на остров, — решительно заявила Баба-Мора.
Так они и сделали. С собой они взяли рундучок Трумма, куда он сложил все свои рисовальные принадлежности, все свои чистые носки и теплый шерстяной свитер.
Прошло время. Промчались с воем штормы и бури.
На остров Бабы-Моры явилась весна.
Весь остаток зимы Баба-Мора и капитан Трумм работали над книгой. А теперь дело застопорилось. Они больше не могли усидеть в доме. Весь остров был залит весенним светом, постепенно стало теплеть.
Однажды утром их разбудило непривычное курлыканье.
— Лебеди! — закричала Баба-Мора, вскакивая.
Трумм заметил, что ее глаза блестят, как у девчонки. И он тоже быстренько выбрался из-под одеяла.
Над островом Бабы-Моры кружили лебеди. Они заполнили весь берег, море и воздух. Некоторые, завидев Бабу-Мору, полетели ей навстречу, покачивая крыльями, они касались белыми длинными шеями ее лица и снова возвращались к заливу. Время от времени они опускались на волны, изгибали шеи и плавали там, гордые и прекрасные. Все вокруг отзывалось на их загадочные клики.
Капитан завороженно смотрел на лебедей. Он никогда не видел ничего подобного. Он даже не решался приблизиться к Бабе-Море, такими сказочными казались ему и она сама, и большие белые птицы.
Баба-Мора ходила среди лебедей, гладила их перья, что-то говорила им. Она не замечала, ступает ли она по песку или по камням, спотыкалась в прошлогоднем тростнике и шлепала по обжигающей весенней воде. Баба-Мора видела только лебедей.
Перелет продолжался несколько дней. Появлялись все новые и новые птицы, а те, что прилетели раньше, отправлялись на север, к местам своих гнездовий. С утра до вечера Баба-Мора и капитан Трумм не уходили с берега. Трумму казалось, что он на всю жизнь запомнит эти дни.
Капитан Трумм был коренным горожанином. Он родился в огромном каменном городе. Из города же он отправился в море, где вступил
Трумм никогда не видел, как пробуждается природа. И теперь это весеннее пробуждение полностью завладело его чувствами. Первые желтые цветочки мать-и-мачехи, которые он обнаружил среди камней, привели его в восхищение. Ему хотелось вскапывать влажную пахучую землю. У Бабы-Моры в шкафах и на полках среди связок сухих растений и разных корешков завалялись какие-то семена. Довольно посмеиваясь, капитан разбросал несколько горстей семян на грядке.
Когда Трумм увидел первую бабочку, он совершенно ошалел и целый день, как мальчишка, носился за нею. Вечером он достал ватман и карандаши и стал рисовать. Черный карандаш он сразу отбросил в сторону, взял акварельные краски и гуашь. И знай себе малевал. Он рисовал вербные барашки и березовые сережки, бабочек и мошек, травинки и, конечно же, голубое небо и море. Капитан был буквально пьян от красок, весенних запахов и голосов. И больше ничего не видел и не слышал.
А Баба-Мора с каждым днем становилась все мрачнее.
— Ну, — не выдержала она наконец, — похоже, я значу для тебя не больше, чем воздух.
— О-о! — мечтательно протянул капитан. — Ты чувствуешь, как пахнет воздух? От запахов влажной земли и лопающихся почек у меня с утра до вечера туман в голове.
— М-да, — буркнула Баба-Мора. — Насколько мне помнится, так тут было каждую весну.
Весна входила в свои права, восторги Трумма не убавлялись, а Баба-Мора хмурилась все больше и больше.
Когда подошла пора перелесок, калужниц и анемонов, капитан, как пригвожденный, дни напролет сидел в рощице и даже обедать не являлся. Баба-Мора совсем посмурнела.
— Интересно, что за думы такие ты высиживаешь в чащобе? — спросила она у капитана.
— Дорогая Эмелина, — виновато ответил капитан, — я думаю тебя нарисовать.
И Трумм стал рисовать Бабу-Мору. Вокруг нее он изобразил лебедей с распростертыми крыльями и голубые перелески. У ног ее он выписал белый прибрежный песок, усыпанный розовыми ракушками, и зеленые водоросли. Желтоватые щеки Бабы-Моры он осветил ярким светом вечерней зари, так что лицо ее зарделось как маков цвет.
Бабе-Море портрет очень понравился. Она то и дело подходила взглянуть на него, а в зеркало вовсе перестала смотреться.
Как-то утром она вдруг заявила Трумму.
— До тебя, кажется, до сих пор не дошло, что твоя жена — старая колдунья?
— Я знаю, что моя жена колдунья, — ответил Трумм. — Ну и что?
Баба-Мора горестно вздохнула:
— Ты даже не видишь, какая я на самом деле. Ох, я вроде околдовала тебя и волшебством удерживаю на острове.
Весь день Баба-Мора была не в духе.
На следующее утро капитан в восторге подбежал к Бабе-Море.
— Иди посмотри! — крикнул он.
Вид у капитана был не от мира сего и такой счастливый, что Баба-Мора не споря пошла за ним.