Бабайка
Шрифт:
Упс… Это что же получается — среди равнины этой голой можно ждать неприятностей?
— А чего тут можно опасаться?
Джоанна посмотрела на меня таким взглядом, мол, уж не издеваюсь ли? и всё-таки сказала:
— Засады.
Представляете, степь, и тут из-за угла танк. Смешно. Джоанна заметила мою усмешку, и всё так же хмуро сказала:
— Издалека увидят и в траве лежат вместе с лошадьми. Лошади у них натасканные. Подъедешь поближе, и вдруг ка-ак… Очень даже лихо у них это получается. Но вообще их вроде вытеснили, фронтир
Ещё минут пять ехали в молчании, посреди травы и стрекота зелёных кузнечиков. Или кто тут у них?
И наконец я решился.
— Джоанна, я хотел бы попросить у тебя прощения…
Тело её было упругим и податливым, волосы пахли солнцем и степью, а кожа чуть-чуть горчила на губах. Я не помню слов, которые она шептала, и не помню, что говорил я. Помню звёзды, большие ярко-зелёные звезды в чёрно-зелёном небе, сонное всхрапывание спящих лошадей, траву, покалывающую спину, и лицо её — безумно красивое в неверном сумраке утра, приближающегося неизбежно.
XIII
Вечером третьего дни мы увидели Далекую Радость. Когда-нибудь здесь будет город, а пока это небольшой пограничный посёлок.
Столица Дальних Земель.
Заштатный городишко.
Место, правда, очень хорошее: на слиянии двух судоходных рек, с фортом на обрывистом берегу. Когда-то и в нашем мире люди выбирали места для того, чтобы жить, а не зарабатывать. Может, поэтому старые города обладают неясным очарованием?
Мы стояли на вершине холма, и городок лежал перед нами как на ладони.
— Вообще-то нам необязательно было сюда подниматься, — сказал констебль слегка смущённо. — Просто мне нравится вид с этого холма. Всё как на ладони. Вот торговая площадь, самое большое здание — это салун, вон тот дом — зал собраний, двухэтажный дом — это гостиница. К слову, там тоже подают выпивку. А вот тот человек, судя по посадке, это Джимми Гривз.
И констебль пустил коня легкой трусцой вниз по склону, навстречу всаднику, неторопливо пылившему от городка.
Джим Гривз. Пожалуй, уже пора перестать удивляться.
Я посмотрел на Джоанну и увидел, что девушка смотрит на меня. Что-то сжалось у меня внутри. Четыре раз в моей жизни женщины смотрели на меня таким взглядом. Три раза это кончалось маленькими трагедиями, и один раз — свадьбой.
Я улыбнулся и отвел взгляд. Фальшивенькая, должно быть, вышла улыбочка — чувствовал я себя препаршиво. Нет ничего хуже, чем обещание, которое не можешь выполнить.
Пусть даже к обещанию этому тебя принудили необоримые обстоятельства.
— Джоанна, а кто такой Джим Гривз?
— Шериф Далекой Радости. Хороший, в общем-то, человек.
— В общем-то?
— Ну… шериф не может быть хорош для всех. Иногда надо и зубы показывать, — и она снова улыбнулась. Чёрт, подумал я. — Поехали, чего тут стоять.
Мы были уже на середине склона, когда Джоанна вдруг сказала:
—
— С чего ты взяла?
— Они оба скачут сюда.
XIV
— Откуда он здесь? — спросил я тихонько.
— Думаю из Йорка. Хотя с него станется, он может и из самой метрополии заявиться.
Констебль Хёрст вид имел довольно озадаченный.
— Ничего не понимаю, обычное ведь расследование… Либо появились какие-то новые обстоятельства, либо вы, мастер, больше, чем кажетесь.
И он внимательно оглядел меня, словно пытаясь разглядеть что-то такое, чего не замечал раньше.
— Так ведь … может, я тут и ни при чём вовсе, — пробормотал я.
— Да нет, всё правильно, — сказал Гривз, с любопытством глядя на меня. — Тут ошибки быть не может. Именно о вас господин губернатор справлялся.
Был он несколько грузен, с массивным дубленым лицом, вид имел степенный и неторопливый — настоящий киношериф из американской глубинки. А если добавить, что шериф Далёкой Радости Джимми Гривз постоянно держал в уголке рта соломинку — как альтернативу сигаре, то образ получался вполне канонический.
Мы въехали по главную улицу посёлка, ведущую к центральной площади, четверо в ряд, закатное солнце светило нам в спину, и мне ужасно хотелось посмотреть, как мы выглядим со стороны, и всё время я это детское желание из головы гнал, и никак не мог от него избавиться. При этом легкая ошарашеность меня не покидала — какое дело губернатору до меня? В общем, я испытывал чувства, которые в литературе принято называть сложными. Я глянул на своих спутников, и Джоанна тут же ободряюще улыбнулась мне, дескать, не волнуйся, ты справишься; вот ещё и она, подумал я, и внимательно стал смотреть на неуклонно приближающееся здание собраний.
— Ладно, — вздохнул констебль. — Тут думай-не думай, а пока не предстанем под светлы очи… И давайте-ка побыстрей, всё-таки губернатор.
И мы пустили лошадей рысью. Пугая кур, пронеслись по главной улице, — поселяне смотрели вслед нам долго и внимательно, остановили лошадей перед крыльцом Дома Собраний. Шериф и констебль отчётливо лихо спрыгнули со своих скакунов, легко взошли на крыльцо и остановились, глядя, как я, бормоча, мол, один секунд, господа, счас всё будет в ажуре, покидаю седло, а потом некоторое время прыгаю на одной ноге, пытаясь освободить другую ногу из стремени.
— Джимми, это он? — спросил, недоверчиво глядя на мои вольные упражнения со стременами, молодой, но бородатый мужчина, вооружённый большим луком; он сидел на табурете у входной двери и здорово походил на вольных стрелков Шервуда — как я их себе представляю.
— Да, — коротко ответил шериф. Стрелок недоверчиво хмыкнул, встал и открыл дверь.
— Входите. Губернатор ждёт вас. Без девушки, — остановил он Джоанну. Девушка посмотрела на констебля, тот отрицательно покачал головой.
— Идёмте, мастер, — сказал шериф.