Бабайка

Цыбиков Чингиз

Что значит ровная степь: сверху Далекая Радость, должно быть, похожа на солнце — с диаметрально разбегающимися лучами-дорогами.

Где-то высоко в небе заливался переливчато какой-то птах. Местный жаворонок. Стрекотали кузнечики, Джоанна, впрочем, называет их стрёкотами. И от земли шёл густой, духовитый, нагретый зелёным солнцем аромат. И мне вспомнилось прошлое лето: солнце, жёлтый песок берега, усыпанный сосновыми иголками, насыщенно-синий Байкал. И, конечно, Ольга, аккуратными движениями раздвигающая прохладную байкальскую воду, и Никита, плещущийся в полосе ласкового летнего

прибоя. Воспоминание это мягкой кошачьей лапкой сжало моё сердце, заставив судорожно вдохнуть воздух.

— Отсюда до Пэйн-хауза четверть часа, — сказал шериф.

Интересно, как он это определил, подумал я. За эти два часа я не видел на дороге ни одного верстового столба, ни одного указателя, ничего такого, за что мог бы зацепиться глаз.

Только дорога и зеленое море травы.

— Хотел бы я знать, кому понадобилось делать такое, — сказал констебль.

— Вот-вот, — сказал шериф.

И тут я увидел гурий. Точнее то, что от него осталось. Кучу камней и валяющиеся рядом жердины.

— Что случилось? — спросила Джоанна. Лицо её было встревожено, она смотрела на нас, ещё не понимая, почему вдруг подтянулись наши лица.

— Пока не знаю, — сказал констебль. — Давайте-ка побыстрее, чует мое сердце…

И мы заторопили лошадей.

Уже видны были ворота, частокол, крыши построек стоящих в ограде, и вот мы уже въезжаем в Пэйн-хауз. Посреди двора, не спуская с нас глаз, лежали три довольно здоровые собаки.

Мы подъехали к коновязям и спешились. Две собаки тотчас неторопливо встали и лениво двинулись к выходу, одна же по-прежнему лежала, положив голову на лапы, и только глаза её внимательно следили за нами. Я привязал Мерседес и обратил внимание на тех двух — они легли у ворот, словно перекрывая выход. Да какое там — словно! они именно перекрыли выход! От этих собачьих действий, спасибо Кингу, мне стало не по себе. Я посмотрел на шерифа — тот одобрительно улыбнулся.

— А молодец Теренс, отлично натаскал псов, — сказал он. — Джоанна, напои коней, — девушка кивнула. — А мы займемся делом.

Констебль внимательно и неторопливо оглядел двор. Что-то ему не нравилось, что-то было не так. Джоанна уже где-то добыла ведро и сейчас шла по двору, соображая, где здесь можно взять воды. Впрочем, вполне возможно она это самое ведро выверила.

— Попробуем войти в дом, — сказал задумчивый констебль, и мы пошли к дому.

— А чем занимается Пэйн? — спросил я у шерифа тихонько. Меня и в самом деле интересовал этот вопрос. Дом, пара построек, назначение которых по внешнему виду я определить затруднялся, два больших навеса, один из них под сено, при этом никаких признаков скота и довольно обширный двор. Чем занимается хозяин? Купец? Но постройки на склады не тянут. Хотя откуда мне знать, может он патефонными иголками торгует. Для них, надо полагать, много места не требуется…

— Пэйн — самогонщик.

— Самогонщик? Вы ему разрешаете гнать самогон? — удивился я.

— А кто ж ему запретит? — удивился в ответ шериф. — Королевская лицензия у него есть, налог он платит исправно. Наверняка, конечно, пограничным племенам отпускает, но… это Дальние Земли, тут тяжеловато поймать кого-то за руку.

Мы

уже были у самого дома.

— Так это, наверно, выгодное занятие? — спросил я.

Констебль открыл дверь. Даже не постучавшись, подумал я.

— Как сказать, — усмехнулся шериф. — Самогонщики здесь редко долго живут.

— Это точно, — сказал констебль. Он стоял в дверном проёме и глядел куда-то внутрь дома.

— Что там, Джефф? — обеспокоено спросил шериф. Констебль, не отвечая, вошёл в дом, мы вошли следом.

На полу неподвижно лежал лицом вниз связанный человек. И как это пишут в крутых детективах? Мне не понравилось, как он лежал. Было видно, что он мёртв, и мёртв уже довольно давно.

Констебль подошёл к мертвецу, присел на корточки, осторожно перевернул его лицом вверх и вопросительно взглянул на шерифа.

— Это Теренс, — сказал Гривз.

— Он убит точно как Хант, — сказал я мрачно. Интересная у меня здесь жизнь. Найду гада — голову сверну. Если хватит сил и навыков. Если найду.

— Нет, — покачал головой констебль. — Есть разница. Бейли убивали один раз.

— Что? — подался вперёд шериф. — На нём одна рана?!

Дальше я уже не слушал. Мне как то сразу стало не до разговора… Как он это сделал? Напоил самогонщика его же самогоном, а потом связал? И сказал моему сыну, давай теперь живого, помнишь, как я тебе показывал, давай, действуй, и ободряюще улыбнулся. Мой сын улыбнулся в ответ, подошел с ножом в руке к связанному и присел на корточки, чтобы было поудобнее бить.

Я посмотрел на стол. Два стакана, бутылка и тарелка с какой-то снедью. Констебль поймал мой взгляд и тоже посмотрел на стол. Встал и подошёл к столу. Взял тарелку, понюхал её содержимое, зачем-то отковырнул пальцем кусочек и попробовал на зуб. Меня передёрнуло.

— Пару дней эта тарелочка тут стоит точно, — сказал он. — Всё это превращается в большую проб-лему.

Он так и сказал: «проб-лема», в два приёма. Восприимчивый, ничего не скажешь.

— Да уж, — поддакнул шериф. — Если они будут раз в три дня убивать по человеку, это мало кому понравится.

— Что тут у вас? — в дверном проёме появилась Джоанна. Поймала мой взгляд и улыбнулась. Потом увидела труп, и улыбка погасла.

— Кто-то едет, — сказал шериф; я прислушался и услышал далёкое ржание. Откликнулась одна из наших лошадей. Шериф с констеблем переглянулись, в их руках возникли арбалеты, и они торопливо вышли во двор, на ходу подбираясь, готовясь к возможной схватке.

Жители фронтира.

Я последовал их примеру: сотворил арбалет и двинулся к выходу, с некоторым удивлением увидев, что в руках Джоанны также — арбалет.

А во двор уже влетал конный отряд, сверкая шлемами и кирасами, на ходу осаживая коней и вздымая облака пыли. Арбалеты из рук шерифа и констебля уже исчезли, но какая-то напруга в их фигурах по-прежнему оставалась.

Один из всадников соскочил со своего скакуна, подошел к должностной парочке и снял шлем. Под шлёмом оказались светло-зелёные волосы, отчего я вдруг представил, как он взмахивает головой, туда-сюда, как во втором Шреке, и с трудом задавил совершенно неуместную здесь улыбку.