Бабочка в гипсе
Шрифт:
– Ириша, кто в дверь звонил? – прогудело из коридора, и в кухню вошел «гном».
– Тимоша, – засуетилась старушка, – тебя со службы проведать пришли.
– Поздновато для гостей, – мрачно сказал Ковригин.
Я развела руками:
– Сами знаете, какая у нас работа, ни днем ни ночью покоя не дают. Привезла вам отчет, его просмотреть надо.
В глазах Ковригина мелькнуло удивление, затем он включился в игру:
– Ну, Маша, двигай в мою берлогу.
Глава 29
– Без
– Пришла обсудить мой имидж? – криво ухмыльнулся Ковригин. – Бойкая Маша.
– Меня зовут Евлампия.
– И чего? – пожал плечами Тимофей Пантелеймонович. – Зачем приехала-то, Маша?
Я осмотрела большую комнату. Три стены занимали полки с томами в темных кожаных переплетах. Перевела глаза на стол и спросила:
– Занимаетесь реставрацией?
– Закон этого не запрещает, – не пошел на контакт Ковригин, заложил за ухо длинную прядь волос и почесал шею. За ухом у деда я заметила родимое пятно.
Меня словно укололи иголкой, по рукам и ногам забегали мурашки. Невусы [12] , как правило, передаются по наследству.
– Вы знаете Нину Силаеву? – насела я на «гнома».
– Жизнь длинная, – занудил Ковригин, – может, встречались с ней, всех-то не упомнить!
– Она убита, – коротко сказала я.
Тимофей Пантелеймонович перестал расправлять пальцами волосы.
– Вспомнил. Было такое, она просила тебе мобильный передать. Молодая совсем, с чего бы ей с белым светом прощаться?
12
Невус – родимое пятно.
– Ее убили, – повторила я.
– Скажите, пожалуйста, – со смешком сказал Тим-плотник, – всяко бывает. Мне-то что до нее? Пенсия маленькая, вот я и подрабатываю почтовым ящиком, необременительно, и копеечка идет. Нам, старикам, рассчитывать не на кого, государство пожилых обкрадывает.
– Человек, большую часть жизни проведший в тюрьме, не может рассчитывать на сытую старость, – парировала я.
– Это был не я, – отмахнулся Ковригин.
– Думаете, документы пропали? – улыбнулась я. – Вор в законе по кличке Плотник…
– Давно умер, – равнодушно перебил меня собеседник. – Того человека нет. Говори прямо, чего хочешь?
– Что вам рассказала дочь? – выпалила я.
Тимофей положил ногу на ногу:
– Ни жены, ни детей не имею. Не нажил. Ступай домой, спать пора, Маша!
Беззастенчиво называя меня чужим именем, Ковригин определенно надеялся на скандал, но не на такую напал.
– У Силаевой было темное родимое пятно за ухом, Нина его стеснялась и тщательно закрывала волосами. Похоже, вам тоже родинка не нравится, поэтому вы отпустили шевелюру. Я все думала, по какой причине вы решили помочь Нине.
– У Иры, хозяйки квартиры, на руке бородавка, и у меня такая же, значит, Севрук тоже моя родная дочь? – издевательски поинтересовался Тим.
– По возрасту не подходит, – засмеялась я, – а если говорить всерьез, то зря вы отпираетесь. Невусы передаются по наследству.
– Ошибка вышла, – не дрогнул Ковригин.
– Вам безразличен факт убийства дочери? – упорно давила я на больное место.
– Не семейный я, – спокойно повторил «гном». – Закон знаю, никакого права ты, Маша, не имеешь здесь находиться. Уходи.
– Нина мертва, вы можете помочь поймать ее убийцу, – настаивала я, – ответьте на пару вопросов.
Тимофей Пантелеймонович рассмеялся:
– Эх, Маша, время течет, а опера не меняются. Еще раз говорю: я помог Силаевой, передал телефон. Приработок у меня такой, один человек оставляет мне вещь, другой ее забирает. Нина молодая, здоровая, не ври про ее смерть.
Я вынула телефон и позвонила Максу:
– Пришли фото трупа Силаевой.
Вульф обладает отличной интуицией, поэтому он лишь коротко бросил:
– Ок.
Не прошло и минуты, как я получила картинку и сунула трубку под нос Ковригину:
– Смотрите. Извините за жестокость, но вы же на слово мне не верите.
Дед изучил снимок.
– Хорошая работа, – одобрил он, – удачная кукла. Или это, как там у вас теперь называется, «фотошоп»?
Я начала терять терпение:
– Нина действительно мертва.
– Расскажите, цветы золотые… – дурашливо пропел «гном».
– Ну как мне вас убедить? – подскочила я.
– Тело покажи, – ухмыльнулся Тим.
Я снова схватилась за телефон и, сделав несколько звонков, осведомилась:
– Поедете сейчас? Время позднее, морг закрыт, но для нас сделают исключение.
У Ковригина вытянулось лицо:
– Маша, ты серьезно?
– Более чем, – кивнула я. – Только наденьте пуловер, там дикий холод.
Тимофей Пантелеймонович встал, без слов вышел в прихожую и, похоже, снял трубку допотопного аппарата. Сквозь незакрытую дверь легко проникали звуки. Я услышала шуршание, затем голос:
– Андрей? Мне предлагают поехать в судебный морг, опознать тело Нины Силаевой. Утверждают, что она моя дочь. Проверь.
Старик вернулся в свою комнату, сел в кресло и пояснил:
– Приятелю звонил. Сейчас доложит.
Время тянулось долго, потом раздался звонок. Тим-плотник вновь вышел.
– Слушаю. Да, да, да. Нет, сам посмотрю. Спасибо, я в порядке, – донеслось из коридора.
– Мы едем? – спросила я, выходя в прихожую.
Ковригин молча кивнул и потянулся к куртке.
Когда дежурный санитар лениво откинул часть простыни, прикрывавшей лицо жертвы, Ковригин даже не вздрогнул.