Бабочка
Шрифт:
Волков взял телефон, набрал номер и, почти без паузы:
– Любочка, подруга дней моих суровых, как жива здорова? ... А что со мной будет? Тут у меня к тебе есть дело. Ты работаешь всё там же? Вот хорошо. Сегодня к тебе приедут две девушки, это жена и дочь одного из моих лучших друзей.
– Ковалёв порозовел от удовольствия.
– Будь добра, они привезут вакцину на испытание... Не переживай, на животных сто процентный успех. А твои пациенты подходят лучше всего... Да, я всё прекрасно понимаю и кто они, и что они. Именно поэтому и направляю к тебе... Ну а как ты это видишь? Как я смогу приехать... Знаю, что недалеко... Любовь Андреевна, свет
– Президент развёл руками:
– Только с одним условием, что я приеду тоже. А так - это Любовь Андреевна Дашковская, врач геронтолог, директор Балашихинского дома престарелых. Когда-то, давно у нас роман был, жаль не сложилось. Женщина редкой души.
* * *
Балашиха встретила президентский кортеж лёгким морозцем. Интернат для престарелых стоял в самом центре городка и был, своего рода талисманом. На его территории стояла часовенка, в которой дьякон справлял службы, было определённое, крытое место, куда горожане несли одежду, продукты, технику - телевизоры, радиоприёмники, радиолы и прочее. Здесь пусто не бывало никогда. Горожане верили - если у стариков закончится еда, одежда и всё остальное, то у них, у горожан, всё закончится точно так же.
Президента СССР и его кортеж встречали на пороге хлебом-солью, проводили внутрь. Анюта прижималась к маме. Почему то ей казалось, что внутри этого старческого интерната царят запахи. Нет, не запахи, а смрад. Но она была приятно удивлена тем, что в вестибюле пахло летними травами, а дальше, в разных частях пахло по своему, но приятно. Пациенты интерната не обратили никакого внимания на приезд высокого гостя, да он и сам был этим доволен. Волкова уже начали утомлять здравицы, аплодисменты и прочие атрибуты встреч Президента. С директором они поцеловались, хотя было странно смотреть, как тридцатилетний (на вид) Президент целует шестидесятилетнюю женщину. А та, отклонившись назад, вдруг спросила:
– Олежек, друг любезный, что-то в тебе изменилось, а вот что - не пойму.
– Волков улыбнулся:
– Люба, любовь моя, у нас есть кое-что, что делает нас моложе. Мы сейчас проверим нашу новую вакцину, а потом все желающие, и персонал, и пациенты, все пройдут процедуру омоложения. Повторяю - только по желанию.
– Любовь Андреевна покачала головой:
– Ну, и что требуется от нас?
– Тут уже вмешалась Ирина:
– Меня зовут Ковалёва Ирина Павловна, а это моя дочь Анастасия, - Персонал зашептались между собой. Уж больно одинаково, по возрасту, выглядели мать и дочь.
– Я уверена, что у вас есть пациенты с синдромом Альцгеймера, старческим слабоумием?
– Конечно, есть, - Дашковская кивнула одной из сестёр и та, через минуту выкатила кресло со старичком, у которого тряслись руки, капала слюна изо рта и были пустыми и смертельно уставшими глаза.
– Вы позволите?
– Ирина обратилась к Дашковской. Та только руками развела. Ковалёва достала из сумочки коробочку, из которой достала шприц на полкубика. Подойдя к старику со спины, аккуратно вколола ему в шею, на границе волос под кожу. Минуты три ничего не происходило. Затем старик выпрямился в кресле, с шумом втянул слюну и открыл глаза:
– Где я? И откуда здесь столько народа? А Вас я знаю, - он ткнул пальцем в сторону президента, - Вы - наш президент, только очень молодой. Сын, что ли?
– Он обернулся к окружающим. Президент,
– Нет, не сын, здравствуйте, я Волков Олег Васильевич, Президент Советского Союза. Если пожелаете, то Вас тоже омолодим. А Вы кто, Вы себя помните?
– старик откинулся на спинку:
– Хоть Вы и Президент, не делайте из меня идиота. Я Петров Виктор Семёнович, Ветеран труда, есть несколько медалей. Мне восемьдесят восемь лет, живу в Балашихе. А сейчас я где, что то не понимаю?
– Любовь Андреевна:
– Вы, Виктор Семёнович теперь наш пациент, Балашихинский интернат для престарелых.
– Петров криво усмехнулся:
– И кто же меня сюда сдал? Жена или невестка?
– Волков кивнул головой Алексею Исаеву и тот быстро исчез. А Президент, положив руку на плечо Ветерана:
– Виктор Семёнович, мы сейчас разберёмся, кто и с какой целью Вас сюда спрятал. Немного потерпите, мы всё сделаем так, как надо. Итак, Любовь Андреевна, результат виден, или будут вопросы? Значит так. Пока не определим всех нуждающихся в 'Прививке', Ирина Павловна и Анастасия Сергеевна останутся с вами, вместе со своей охраной. Пока Вы и ваш персонал будут заниматься больными, наши девочки будут проводить омоложение всех желающих. Вопросы? Вопросов нет. Всё, целую всех и убегаю, я и так в цейтноте.
Часть восьмая
Карл Густав Маннергейм ехал из Ленинграда в Москву. Ему очень хотелось передать Сталину и министрам приглашения на его свадьбу Мезиной Ольгой Дмитриевной. Венчание уже было, для этого Густаву пришлось стать православным. И вот теперь, приглашения на свадьбу. Конечно, это можно было сделать и по телефону, но личное приглашение - это всегда как предмет высшего уважения. 'Красная стрела' довезла счастливого молодожёна до Москвы. На Ленинградском вокзале Карла Густавовича встретили представители Финляндии в Москве и проводили до самого Кремля. Там Маннергейм попрощался с земляками и уже направился к Боровицким воротам, как увидел гуляющего Сталина. Одного. Без охраны. Густав понимал, что охраны много, все находились рядом, но скрытно. Поэтому он слегка ускорился и подхватил Сталина под локоток. Вождь немного отстранился, но когда увидел, кто с ним рядом:
– Товарищ генерал! Как я рад тебя видеть, Густав!
– А уж я то, как рад, Иосиф, ты даже не представляешь!
– Сталин кивнул:
– Ты к нам по делам, или за подарком молодой жене?
– Вождь хитро так прищурился. Маннергейм развёл руками:
– Разве от тебя можно что-то спрятать? Пойдём, пройдёмся, я тебе всё расскажу.
– Они ходили, гуляли, Карл Густав рассказывал про дела в Финляндии. Но только он собрался выложить Сталину то, с чем, собственно, приехал, как сзади послышался гнусавый, ломкий голос поющий:
Jeszcze Polska nie zginela,
Kiedy my zyjemy.
Co nam obca przemoc wziela,
Szabla odbierzemy.
Густав обернулся и успел только увидеть блеск воронёной стали 'Маузера'. Далее, действуя только на автомате, он сделал шаг влево-назад, закрыл собою Сталина и крепко прижал к себе. Выстрелов он не слышал, только шесть сильнейших ударов в спину. Сталин, вырвавшись из захвата, обернулся. 'Живой!' , с облегчением подумал Густав и потерял сознание. Сталин видел, как охрана заломила стрелка поющего, к нему подбежали несколько человек, стали что-то спрашивать. Только Иосиф Виссарионович ничего не слышал, сидя на земле и держа в руках голову своего спасителя...