Багровая смерть
Шрифт:
Теперь в зеркале отражалась женщина, но это была не я. Она была выше, стройнее — по модельному тонкой, но не изможденной голодом, а просто такого телосложения. Волосы у нее были длинные и светлые, они ниспадали намного ниже талии и завивались на концах на фоне ее белого платья. По крою оно было намного старше моего — без корсета, с длинными, свободно спадающими колоколами рукавов, которые почти полностью закрывали ей руки. Золотая лента окаймляла плотный лиф и выгодно подчеркивала ее небольшую, высокую грудь. Глаза у нее были кристально-чистого оттенка бледно-голубого —
— Желания, — сказала она.
— Когда я была ребенком — еще до того, как узнала себе цену, да, — ответила я.
Она подошла ближе со своей стороны зеркала. Там комната выглядела идентично, будто мы стояли в одном и том же месте. Эта женщина сияла на солнечном свету так, как никогда не засияют волосы и кожа у человека. Она была почти нереальна в своей красоте, как белоснежная, сверкающая богиня.
— Да, когда-то я была богиней.
— Тебя почитали, как одну из них, — поправила я.
— Ты не веришь, что я богиня?
Я приблизилась к зеркалу:
— Нет.
— Кому, как не богине, соткать сон, в котором мы с тобой беседуем?
— Я встречала людей, которые умеют создавать сны, и они не были богами.
Ее сияние на секунду замерцало, как плохой сигнал при телевещании, а затем стабилизировалось и вновь сделалось прекрасным. Теперь я стояла прямо перед зеркалом. Это было очень старое зеркало: на стекле была куча дефектов, черных отметин и пузырьков то здесь, то там.
— В свое время оно было воплощением чудесного мастерства, — прокомментировала она.
— Могу поспорить, что так и было, — согласилась я, и посмотрела на ее высокое, стройное, светловолосое отражение в зеркале. Теперь я видела, что золотые ленты на ее платье были вышиты цветами и листьями. Почему она нарядила меня в платье, которое было ближе ко вкусу к Бель Морт, чем к ней? Ей хотелось выглядеть ярко, но вместо этого она стала блеклой?
— Я ношу то, что желаю носить, — ответила она.
— Пастельные тона выглядят на мне просто ужасно, но, держу пари, на тебе они смотрятся восхитительно, — сказала я.
Ее образ вновь замерцал, и белое сияние исчезло, на мгновение сменившись тьмой и грубым камнем, какой встретишь в пещере или на надгробии. Затем белая фигура вернулась, сияя ярче прежнего, словно пыталась замаскировать свое секундное исчезновение. Не обращайте внимание на человека за кулисами.
У нее были высокие скулы в паре с чуть слишком островатым на мой вкус подбородком, нос был точеным, как у ведьмы, сказала бы я когда-то, но теперь я была знакома с кучей ведьм, и никто из них так не выглядел.
Еще одно мерцание с проблеском пещерной тьмы, и на секунду обнажилось ее лицо, ее злость в этих бледно-голубых глазах. Слишком бледных — совсем не таких насыщенных и ярких, как были у нее во сне… в нашем сне.
— Это
— Будь по-твоему, — согласилась я. — Зачем ты привела меня в свой сон?
— Я подумала, что так будет приятнее.
— Он вышел неплохим, так чего же ты хочешь в этом приятном сне?
— Ты владеешь тем, чего я желаю, — произнес образ в зеркале.
— И что же это? — спросила я.
— Сила.
— Ага, все вы так говорите.
— Что? — не поняла она, словно бы я смутила ее. Если бы она могла читать мои мысли, то не смутилась бы, а значит, ей была доступна лишь часть из них.
— Я в твоем разуме, — сказала она.
— Но ты еще не разобрала всего, что я думаю, и всего, что я чувствую, так?
— Я разобрала все! — Но то мерцание возникло вновь, и я увидела ее, стоящую во тьме — ее тонкое лицо находилось ближе к моему, чем это было во сне.
— Я что-то не припомню, чтобы древние божества притязали на всеведение, — заметила я.
Снова мерцание — я вновь смутила ее. Она вернулась в зеркало в своем белом платье с золотой вышивкой, но больше уже не сияла. Она была красива, но эта красота не была потусторонней. Глаза были голубыми, но уж голубых-то глаз я повидала достаточно.
— Когда я с тобой покончу, то найду твоих голубоглазых любовников и покромсаю их лица на куски!
Эта фраза меня напугала, и я не могла скрыть это от нее, пока она у меня в голове, а уж страх она понимала. Она коротко улыбнулась.
— Я хотела, чтобы между нами все прошло хорошо, Анита, но если ты желаешь быть нехорошей, то и я могу быть такой.
Рядом со мной на полу лежал Дев. Глаз у него не было — только кровь и сгустки чего-то, он кричал и тянулся ко мне. Я схватил его за руку прежде, чем успела подумать, и она показалась мне достаточно реальной, но… реальной она не была. Не была, и я это знала. Я подала ей ужасную идею, которую можно использовать против меня, и она ею воспользовалась, но все это не было настоящим. Если она хотела причинить мне боль, то выбрала не того мужчину. Дев исчез — вместо него появился Никки с двумя кровоточащими, пустыми глазницами, но это было неправильно. У него и так был только один глаз, но она этого не знала. Она не была безупречна — даже будучи столь глубоко в моем подсознании, она не могла видеть четко.
— Я вижу четче, чем твой мужчина будет видеть после того, как я лишу его последнего глаза.
Я очень осторожно вынесла за скобки всех в своих мыслях, стараясь не думать ни о ком, воздвигла чистую стену между собой и своими мыслями. Это походило на выставление метафизических щитов — просто подумай о стенах. Я мысленно воздвигла между нами стену, и она появилась посреди комнаты, разделив ее пополам, оставив зеркало на другой стороне.
Женщина вскрикнула, и от ее крика стена разлетелась вдребезги, а я вскинула руки, чтобы прикрыть ими лицо, и подумала, что так взрываются вампиры. Я не удивилась, обнаружив кусочек камня, застрявший у меня в руке. Я предоставила ей образ. Мне нужно было остановить это.