Багровая земля (сборник)
Шрифт:
Когда пленные разошлись, наблюдавший за ними майор Локридж отошел от окна кабинета и обратился к сидящим у стола офицерам:
– Эти фанатики не остановятся ни перед чем. Не удивлюсь, если ночью они нападут на тех, кто в немецкой форме. Поэтому действуем по плану, утвержденному командующим округом. У вас все готово?
– Так точно! – поднялись офицеры.
– Да поможет нам Бог! – склонил голову майор.
У дощатых бараков и брезентовых палаток неприкаянно бродят небольшие группки пленных. Из динамиков несется русская музыка.
– Друзья! Подруги! Наши дорогие союзники! Мы поздравляем вас с освобождением от ужасов немецкого плена и прибытием в Англию! К сожалению, мы не можем предоставить вам заслуженного комфорта, но администрация Баттервика сделает все от нее зависящее, чтобы вы могли набраться сил перед возвращением на Родину. Так как вы долго жили в антисанитарных условиях, мы решили, что всем вам – и тем, кто здесь давно, и вновь прибывшим – не помешает хорошая русская баня.
– Ура-а! – разнеслось среди собравшихся у динамиков.
– Часы, портсигары и другие ценные вещи просим сдать охране, – продолжил голос из динамика. – Мыло и мочалки получите у входа.
– Ура-а! – снова грянули пленные и заспешили к кирпичному зданию, из трубы которого валил густой дым.
Майор Локридж облизнул пересохшие губы, раскурил сигару и плеснул из стоящей на столе бутылки:
– О’кэй! Пока – все по плану. Лейтенант, сколько у нас людей в немецкой форме?
– Две тысячи четыреста, – заглянул в блокнот лейтенант.
– А уже одетых в гражданское, из тех, что прибыли сегодня?
– Пятьсот пятьдесят.
– Надо сделать так, чтобы сразу после бани «немцы» и «гражданские» друг друга не видели. Поэтому обеспечьте выход из бани через заднюю дверь, а обед подайте в палатки.
– Есть! – козырнул лейтенант и побежал выполнять приказ.
А в бане – плеск воды, шум, возбужденная возня. В клубах пара множество изможденных, худых тел. Встречаются и крепыши. За тонкой стеной моются женщины.
Они тоже радостно возбуждены и обмениваются солоноватыми шутками с готовыми снести стену мужчинами.
В предбаннике – гора оставленной ими одежды – немецкие мундиры, добротные пиджаки, ситцевые платьица. Солдаты охраны сгребают все это и… заталкивают в жерло раскаленной печки, которая отапливает баню.
Предбанник. Вымывшиеся люди в полнейшем недоумении – их одежда бесследно исчезла. Из динамика снова льется музыка, на ее фоне знакомый голос картаво успокаивает:
– Дорогие друзья! И особенно – подруги! Не волнуйтесь и не беспокойтесь. Ваша одежда подлежит обработке в специальной жаровне – таково требование врачей.
Сейчас вам выдадут белье и верхнюю одежду английского образца. Кто хочет, может отказаться, но тогда на обед ему придется идти голышом… Друзья, а в палатках вас ждет не только обед, но и фронтовые сто грамм.
– Ура-а! – снова гремит предбанник.
– А мы что, рыжие?! – заголосили женщины. – Налейте и нам!
Шутя, толкаясь и подначивая друг друга, все начинают одинаково одеваться. И никто, ни один из этих умудренных жизнью людей не чувствует подвоха.
А майор Локридж на радостях наливает и себе, и двум офицерам:
– Все! Теперь они – из одной овчарни. Теперь сам Господь Бог не разберется, кто был за Гитлера, а кто за Сталина. Нам это все равно, наша задача – отправить их в Россию. А кто есть кто, в этом пусть разбирается мистер Берия… На сегодня все свободны. До завтра.
Из динамиков льется мелодия «Катюши». Как только музыка умолкает, раздается не по-русски картавый голос:
– Объявляется общее построение. Сегодня весь личный состав лагеря будет разбит на команды, каждая из которых получит наряд на работу. Вы знаете, что большинство английских мужчин сражается против нашего общего врага, поэтому нам нужна ваша помощь. Найдется дело и для женщин.
На большой зеленой лужайке, превращенной в плац – невообразимая толкотня и беготня. Одни строились по росту, другие по алфавиту, третьи по сроку пребывания в лагере. Наконец после энергичного вмешательства охраны образовалось какое-то подобие строя.
Распахнулась дверь, и в сопровождении офицеров появился майор Локридж. Удовлетворенно улыбаясь, он двинулся вдоль шеренги: люди вымыты, выбриты, причесаны, добротно одеты. И вдруг Локридж споткнулся и чуть не грохнулся наземь! Он остановился и в ужасе выпучил глаза!
На левом фланге, четко равняясь направо, замерла шеренга людей, одетых в одни кальсоны. Чуть дальше стояли женщины – без юбок. И те, и другие держались невозмутимо, лишь штанины кальсон и полы нижних рубашек полоскались на ветру.
– Что за маскарад?! – потеряв самообладание, сорвался на крик майор. – Кто позволил?!
– Разрешите доложить, – шагнул вперед уже знакомый ему седой человек. – Гвардии подполковник Ковров, – представился он. – Сожалею, что слишком поздно разгадали ваш маневр с мытьем и переодеванием, поэтому иного выхода, – приподнял он кальсоны, – у нас не было. Уничтожив нашу одежду, вы хотели уравнять нас с теми, кто, надев немецкую форму, стал врагом русского народа. Мы этого не допустим! Уж если мы не пошли на это в немецких концлагерях, где за отказ надеть форму расстреливали на месте, то тем более не пойдем на это в гостях у союзников.
– Вы… вы сошли с ума! Для нас вы все равны. Пусть с вами разбираются советские власти!
– Именно поэтому мы просим вернуть нашу одежду. В концлагерях характеристик не выдавали: кто-то боролся с немцами даже там, кто-то послушно работал, а кто-то и воевал на их стороне. Эти, – кивнул он на правый фланг, – постараются затеряться среди честных людей. Как мы докажем, что мы – не они? Иного доказательства, кроме одежды, у нас нет. Поэтому, чтобы отличаться от врагов народа, мы сняли штаны и, понимая, что поставили вас в затруднительное положение, написали официальный протест. Вот, просим передать его вышестоящему начальству, – протянул он вчетверо сложенный лист. – В письме – законное требование вернуть гражданскую одежду. Если оно не будет удовлетворено до первого сентября, мы будем считать себя вправе защищаться от холода теми средствами, которые сочтем нужными.