Багровый молот
Шрифт:
И — будто мало всех этих бед — третьего дня он неудачно споткнулся, подвернул ногу и теперь вынужден был ходить, опираясь на черную трость…
Но поездку нельзя было отменять. Все укрепления на расстоянии полусотни миль от столицы должны быть проверены до наступления холодов: достаточно ли оружия и лошадей; поддерживают ли офицеры надлежащий порядок в своих гарнизонах и не воруют ли интенданты больше, чем им положено воровать. Нужно дать всей этой чиновной братии хорошую встряску. Пусть знают, что столица приглядывает за ними.
Вот только день сегодня неважный. Мелкий дождь сыплет в лицо, сапоги до колен заляпаны грязью. Шляпа промокла, вода капает с ее полей вниз; камзол синего бархата тоже насквозь пропитался влагой. Быстрей все закончить,
За канцлером, толкаясь на глинистой узкой тропинке, следовало несколько десятков человек. Трое телохранителей, которые сопровождают его повсюду. Альфред Юниус, личный секретарь. Советник канцелярии Кессман, главный смотритель дорог и мостов. Советник канцелярии Мюллершталь. Еще несколько чиновников, прибывших из Бамберга. Следом за ними — те, кого они приехали проверять. Рихард фон Вайзенберг, начальник строительства, с ввалившимися щеками и острой всклокоченной бородой. Фердинанд Штарк, начальник охраны. Вернер Примм, интендант, пухлый, осторожный, предупредительный, похожий на вставшую на задние ножки свинью. Следом — унтер-офицеры, старосты деревень и приходские священники, явившиеся поглазеть на прибывшее из Бамберга большое начальство.
Они боятся, и страх проступает на их лицах, как плесень. Они знают: Георгу Адаму Хаану тяжело угодить. Все хорошо помнят, как в прошлом году по приказу канцлера был взят под стражу начальник гарнизона в Лихтенфельсе, обвиненный в том, что вымогал деньги у местных крестьян; как после допроса, учиненного Хааном, умер от сердечного приступа проворовавшийся чиновник цайльской таможни.
Вернер Примм догнал канцлера и принялся что-то бубнить о том, что бамбергское казначейство задерживает деньги на оплату рабочим. Канцлер хмуро кивал, не слыша его. Его мысли были заняты другим. Ходатайство. Бумага весом в пушечное ядро. Сколько сил потребовалось, чтобы его единомышленники решились поставить свои подписи под этой бумагой, в открытую высказать свое недовольство политикой князя-епископа. Морхаубт, Нойдекер и Флок сами предложили свое участие. Рихтер — сомневался, без конца задавал вопросы. Иоганн Юниус — дядя Альфреда — ответил отказом, примирительно покачав головой. В конечном счете на листе появились двадцать четыре фамилии. Судьи, сенаторы, бургомистры. За каждым из них — влияние, деньги, сила. И — власть.
Фон Дорнхайм не мог отмахнуться от этой бумаги, не мог позволить себе наплевать на мнение тех, кто поддерживает его престол. Не мог! Но факт остается фактом: именно это епископ и сделал. Ходатайство отправилось в выгребную яму — торжественно, цинично, с соблюдением внешних формальностей. Комиссия правоведов, трехчасовые дебаты и — разгромное заключение в несколько густо исписанных черным страниц. Лживые, циничные игры… Фон Дорнхайм хорошо в них поднаторел.
Но ничего. Георг Адам Хаан не сдастся. Он не сельский священник, не писарь и не кухарка. Его нельзя арестовать по подложному обвинению. Слишком велик будет грохот. В его руках — вся внешняя политика княжества. Он один до конца понимает и знает сложную, запутанную машину, которую представляет собой администрация Бамберга. Уничтожать противников — это одно, на это сгодится и Фёрнер. Вести же громоздкий, плохо управляемый корабль мимо рифов и скал — совсем другое.
Он пойдет до конца. Открытое выступление провалилось? Что ж, придется действовать по-другому. Придать максимальную огласку происходящему. Пусть о бамбергских процессах говорят во Франкфурте, Мюнхене, Дрездене. Пусть запах дыма витает в коридорах и залах Хофбурга [51] . Пусть кайзерские вельможи читают об этом в памфлетах, докладных записках, газетных листках. Пусть люди, стоящие у руля имперской политики — все, у кого мозги еще не свернулись от ведовской истерии, — убедят кайзера вмешаться, раз и навсегда прекратить это варварство.
51
Хофбург —
Шаг первый. При первой же возможности выехать в Мюнхен, добиться аудиенции у курфюрста Максимилиана. Убедить его в том, что процессы нужно остановить. Во что бы то ни стало. В противном случае пострадают не только люди. Пострадают интересы Католической Лиги, созданию и укреплению которой курфюрст посвятил всю свою жизнь.
Шаг второй. Переслать в Магдебург списки казненных, протоколы — словом, все, что удалось собрать за последние несколько лет. В Магдебурге есть надежный человек, который поможет устроить все. Готлиб фон Майер, член городского совета. Он передаст эти материалы в печатные мастерские: там их надлежащим образом обработают и, снабдив соответствующим комментарием, выпустят в свет в виде небольших брошюр. Несколько сотен — а может, и тысяч — копий разойдутся по всем уголкам Империи. Работа будет сделана и оплачена. Но имя заказчика останется в тайне.
Шаг третий. Передать копии материалов в Вену. Но как? Переслать бумаги официальным путем нельзя — князь-епископ непременно узнает об этом. Можно, конечно, попробовать «наудачу»: отправить все с надежным человеком, вручить кому-то из приближенных к кайзеру вельмож. Именно так он поступил полгода назад, когда Ханс Энгер по его поручению отправился в Ватикан. Но у Ханса ничего не вышло. Никто из кардиналов не встретился с ним. В конечном счете пакет с документами остался у какого-то мелкого клерка — как же его имя? Марони? Маццарино? Марцелло? — и, скорее всего, сгинул в одном из бездонных и пыльных секретарских столов.
Нужен посредник. Надежный посредник. Тот, кто имеет возможность встретиться с кем-то из влиятельных венских вельмож. С кем-то из членов тайного совета или даже с министром фон Эггенбергом [52] …
Процессия подошла к наполовину выросшему из земли бастиону. Канцлер остановился. Постоял, разглядывая неровную каменную кладку, а затем повернулся к сопровождающим.
— Господин Вайзенберг, — сказал он устало, опершись двумя руками о трость. — По утвержденному плану, строительство бастиона должно быть завершено не позднее дня Святого Франциска. Срок этот истекает через две недели. Однако ваши люди не сделали и половины того, что требовалось.
52
Ханс Ульрих фон Эггенберг (1568–1634) — имперский князь, дипломат, фактический глава имперского правительства в годы Тридцатилетней войны.
— Сроки были перенесены в связи с распоряжением господина викария.
Хаан почувствовал, как кровь приливает к его лицу.
— Вот как? И что же это за распоряжение, позвольте узнать?
— В первую очередь на территории форта должна быть возведена часовня и пересыльная тюрьма на дюжину камер. По этой причине часть работников, которые прежде были заняты строительством бастиона…
— Распоряжение письменное?
— Разумеется. — Фразы Вайзенберга были какими-то обкусанными, половинчатыми; должно быть, у него не хватало зубов.
— Скажите мне, господин Вайзенберг, вы приняли сан?
— Ваше высокопревосходительство, я никогда не…
— Тогда какого черта вы подчиняетесь приказам викария Фёрнера?!
Начальник строительства замешкался, в его горле что-то сдавленно булькнуло. Глядя в сторону, он произнес:
— Об этом я дам отчет командующему фон Менгерсдорфу. Не вам.
— Вот как?
— Я не подчиняюсь вам, господин Хаан, — повторил Вайзенберг; на его щеках перекатывались упрямые желваки. — И связи у меня тоже имеются. Не думайте, что вы сможете поступить со мной так, как с этим болваном из Лихтенфельса.