Балтийская трагедия: Агония
Шрифт:
В Ленинграде спасённый ледокол был передан в распоряжение БГМП, поскольку Латвийское пароходство к этому времени перестало существовать.
Пройдя ремонт и переоборудование с учетом военного времени, ледокол совершил несколько рейсов на острова, а затем пришёл в Таллинн.
Ещё в середине августа встал вопрос: зачем в разгар лета в Таллинне держать столь много мощных ледоколов, когда через несколько месяцев их острая нехватка сможет блокировать все действия флота в Кронштадте и Ленинграде? Было решено ещё до прорыва главных сил флота перебросить ледоколы обратно в Ленинград. Однако, первая попытка сделать это привела к гибели ледокола
12:00
Старший лейтенант Воробьёв, отогнав свой катер МО подальше от падающих снарядов и снующих по рейдам кораблей, решил силами экипажа отремонтировать «охотник», так некстати получивший пробоину при столкновении со «Скорым».
Прежде всего нужно было завести на пробоину пластырь, которого на катере не было. Пришлось импровизировать на ходу. На пластырь пошли два одеяла, вся имеющаяся на катере фанера и найденный в порту лист железа. Заводили пластырь матросы и боцман. Распоряжался всем механик, давая им консультации, перегнувшись через борт.
С импровизированной заплатой на борту катер Воробьёва приобрел какой-то неказистый и комичный вид.
За этим занятием катерников застал дивизионный механик военинженер 3-го ранга Василий Серговский. Оглядев взглядом знатока заплату на борту катера, Серговский спросил Воробьёва:
— Сумеешь идти своим ходом?
— Сумею,— уверенно ответил Воробьёв. — Дойду.
Нужно было заправиться горючим, уточнить где находится штаб дивизиона, а в самом штабе узнать свое место в ордере и поставленную задачу.
Погода продолжала портиться. Катер даже у пирса захлёстывала волна. С пирса Воробьёву были видны бесконечные массы людей, направляющиеся к транспортам. В непрерывном грохоте артиллерии трудно было расслышать человеческие голоса, хотя кричали все: и коменданты причалов, и ответственные за погрузку на транспортах и, конечно, те, кто на эти транспорты стремился. Воробьёв видел, как смертельно уставшие пехотинцы, поднявшись по трапам и сходням, получив место прямо на верхней палубе, немедленно падали на неё и засыпали. Никакая сила уже не могла разбудить вышедших из многодневных боёв солдат.
12:10
Капитан теплохода «Вторая пятилетка» Николай Лукин имел предписание встать под погрузку в Купеческую гавань. Однако этот приказ был отменён и портовый буксир повел судно в Беккеровскую гавань. «Вторая пятилетка» была построена как лесовоз для Черноморского морского пароходства в 1933 году на заводе Марти в Ленинграде. Судно имело грузоподъемность 3974 тонны и скорость 9,5 узлов.
Застрявшее в результате начала Второй мировой войны на Балтике, «Вторая пятилетка» в итоге была передана БГМП. 22 июня 1941 года застало судно в Ленинградском порту, где в срочном порядке оно стало переоборудоваться в военный транспорт для перевозки «крупногабаритных и тяжеловесных» военных материалов. «Вторую пятилетку» покрасили в шаровый цвет, присвоили ей бортовой номер 543 (ВТ-543), закрыли командный мостик броневыми щитками и назначили военного помощника капитана.
Однако этим дело не ограничилось. Судно решили и вооружить, установив на него четыре 37-мм зенитных автомата и несколько спаренных пулемётов. В июле капитану Лукину удалось весьма озадачить шестерку «юнкерсов», открыв по ним очень плотный зенитный огонь. Немцы отказались от пикирования, сделали над «Второй
Капитан Лукин должен был эвакуировать портовые запасы и оборудование судоремонтного завода, а также запасы стали, железа и цветных металлов — бесценные материалы для поддержания в строю боевых кораблей, особенно в военное время.
12:25
Сержант Васильев с остатками своей роты в потоке отходящих к гаваням солдат и матросов добрался до Купеческой гавани.
В гавани рвались снаряды, не давая возможности подойти к причалам, часть которых была уже разрушена. Никого из начальства в гавани не было, что в общем-то не вызывало особенного удивления. В подобных условиях отыскать какое-либо начальство всегда неимоверно сложно. Удивительно было другое: в гавани не было ни одного судна.
Никто, конечно, не позаботился сообщить отходящим с передовых позиций частям, что посадка на транспорты в Купеческой гавани признана невозможной из-за шквального обстрела акватории противником.
Войска всё прибывали и прибывали и, чем их становилось больше, тем менее становилось порядка. Люди бегали взад-вперед по причалам между горящих и разрушенных зданий, что-то крича, требуя друг у друга, зверея от непонимания обстановки.
В этот момент над головами появились «юнкерсы». Неизвестно куда и в кого они целились, но по меньшей мере две авиабомбы угодили в плавучий док, подняв над ним тучу огня, дыма и обломков.
Док стал быстро тонуть. Картина была настолько трагически-величественной, что многие, забыв об опасности, смотрели на это зрелище, приоткрыв от удивления рты. Гигантское, циклопическое сооружение погружалось в воду с громким чавканьем и шипением, при этом продолжая гореть и изрыгать клубы оранжевого дыма...
Наконец среди растерянных людей появился какой-то начальник со знаками различия батальонного комиссара, сопровождаемый отделением солдат с петлицами пограничников.
— Здесь погрузки не будет, — закричал комиссар, стараясь перекричать грохот канонады. — Всем следовать в гавань Беккера и Русскую. Товарищи командиры! Немедленно уводите отсюда своих людей! Не создавайте паники!
А людей становилось все больше и больше.
Поскольку сержант Васильев понятия не имел где какая гавань в Таллинне находится, то он и его 12 бойцов попали вместо Беккеровской гавани в Минную. По дороге прошли через две баррикады из брёвен и колючей проволоки, охраняемой «энкаведешниками». Опытный взгляд Васильева быстро определил, что эти баррикады поставлены вовсе не для того, чтобы в случае необходимости задержать немцев к местам погрузки, а для фильтрации отступающих к порту.
Но самого Васильева и его людей, называемых ротой, пропустили без всяких разговоров. Видимо, их внешний вид в выгоревших гимнастерках и пилотках вызывал уважение. Кроме того, каждый из бойцов Васильева нёс по две-три винтовки, а некоторые ещё имели в придачу трофейные автоматы. Двое волокли на плечах станок и ствол от «Максима». Поэтому задавать им любимый вопрос всех КПП, пропускающих солдат с передовой в собственный тыл: «Куда девал оружие?» — было бессмысленно...
В Минной гавани бурлила и волновалась огромная толпа народа. Трещали сходни стоявших у причалов пароходов. На глазах у Васильева рухнули перила одного из трапов и люди посыпались в воду. К трапам было не пробиться. Можно было даже не пытаться.