Балтийская трагедия. Катастрофа.
Шрифт:
Среди спасённых начались разговоры, выражающие удивление, что таким — пусть старым, но достаточно крупным судном — командует всего-навсего какой-то старший лейтенант. Наверняка неопытный. Потому что опытных старших лейтенантов просто не бывает. Именно по этой причине многие считали себя обречёнными.
Между тем, стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. С мостика в мегафон дали команду всем очистить верхнюю палубу. Никто подчиняться этой команде не желал, продолжая настороженно вглядываться в пустое небо. Лёгкая дымка, стоявшая на горизонте, быстро рассеивалась под лучами восходящего солнца.
С мостика прошёл слух, что группа из шести немецких бомбардировщиков, по которым со всех судов открыли
«Ленинградсовет» продолжал идти малым ходом за тральщиками. За ним, держась на опасно близком расстоянии, покачивалась в бортовой и килевой качке громада «Казахстана». За «Казахстаном», несколько поотстав, дымил «Тобол». А совсем далеко — ещё какое-то судно.
Идущие впереди тральщики снова дружно взревели ревунами и подняли флажной сигнал «Прямо по курсу мины». Три мины, подпрыгивая на волнах, прошли с левого борта «Ленинградсовета». Конвой уклонился немного вправо и снова вышел на заданный курс. Один из катеров КМ, которых «Ленинградсовет» вёл на буксире, открыл пулемётный огонь, расстреливая мины.
Резко прогремели три взрыва, подняв над поверхностью залива тонны воды, принявшей форму огромных причудливых белых цветов.
06:55
Лейтенант Александровский со своего «эспээна», [18] где он почти безотлучно находился, командуя зенитными орудиями правого борта крейсера «Киров», услышал визг ревунов и предупреждающие свистки, которыми идущие впереди тральщики сигнализировали о подсечении очередных мин.
18
«Эспээн» (СПН) — Стабилизированный Пост Наводки.
Мины прошли с левого борта, провожаемые настороженными взглядами. Никто почему-то не думал их расстреливать. Но на крейсере, как всегда при виде плавающих мин, воцарилась какая-то почти ритуальная тишина, разорванная на этот раз громким криком сигнальщика:
— Справа за кормой самолёты противника!
Шестёрка «Ю-87» нагоняла отряд с кормы, держась на высоте около полутора тысяч метров. Как всегда бывало при появлении самолётов, Александровский забрался с ногами на своё сидение так, что его одетая в шлемофон голова высунулась из люка. Лейтенант следил за бомбардировщиками, отдавая предварительные приказы на орудия. Бронированный колпак СПН возвышался на правом борту крейсера, как бы господствуя над всеми зенитными орудиями и автоматами правого борта. «Юнкерсы» обгоняли отряд, явно норовя зайти в атаку из-под солнца, ослепительно сверкающего уже достаточно высоко над линией восточного горизонта. Его лучи били в глаза наводчикам зенитных орудий и корректировщикам огня.
Положение было крайне сложным. Крейсер и корабли охранения шли по узкой протраленной полосе и были почти полностью лишены свободы манёвра, столь необходимого при уклонении от авиабомб. Даже на Таллиннском рейде свобода маневрирования была куда лучше, чем сейчас. «Юнкерсы», как и предполагал Александровский, обогнали отряд, развернулись, а затем, построившись тройками, ринулись в атаку.
Все орудия и пулемёты «Кирова» захлёбывались от заградительного огня, выставив на пути бомбардировщиков настоящую стенку зенитных разрывов. Задрав орудия вверх, били шрапнелью даже башни главного калибра. Им вторили орудия и пулемёты с тральщиков. Эсминец «Сметливый», увеличив ход, перекрыл шквальным зенитным огнём носовые сектора правого борта. Били пулемёты и зенитки «Патрона». Шрапнелью стреляла и его носовая сотка.
Немецкие лётчики явно не желали лезть в эту кашу зенитных разрывов. Свернув с боевого курса, они начали набирать высоту, поднялись
Сыграли «Отбой» воздушной тревоги, и лейтенант Александровский подумал, что неплохо бы забежать в кают-компанию и слегка перекусить. Всю ночь он вместе с другими отгонял от корабля плавающие мины, здорово продрог и проголодался. Не было даже времени забежать в каюту, поскольку с первыми же признаками рассвета, наступившего, как показалось Александровскому, очень быстро, ему пришлось занять своё место на посту управления зенитной артиллерии правого борта. Сейчас же покидать пост, несмотря на отбой тревоги, было вдвойне опасно, ибо за этой шестёркой бомбардировщиков наверняка должны были последовать и другие.
07:10
Матрос Григорьев продолжал бороться за свою жизнь. Он не помнил, сколько уже прошло времени с того момента, когда его смыло в воду с погружающегося носа транспорта «Луга». Он плыл, обхватив доску, находясь уже в каком-то полубессознательном состоянии. Перед глазами почему-то встало искаженное болью лицо матроса Фёдорова, его предсмертный хрип звучал в ушах. Периодически возвращающееся сознание не приносило никакого облегчения. «Погиб Фёдоров, погибну и я», — проносилось в мозгу. Глаза автоматически фиксировали, что уже наступил рассвет, видели, как на востоке засветились алые пятна зари и показался ослепительный диск восходящего солнца. Приутихшие волны мерно раскачивали матроса вместе с доской, поднимали на гребень и снова бросали куда-то вниз обессиленное тело. Держаться израненными окоченевшими пальцами за доску Григорьев уже не мог, и он нашёл мало-мальски удобное положение — навалился на доску руками и положил на неё голову, словно на жёсткую деревянную подушку.
Неожиданно среди шума волн, как показалось Григорьеву, откуда-то издалека до него донеслись странные рокочущие звуки. В первый миг он решил, что это бред, галлюцинация, и даже не попытался оглядеться. Но звуки упорно нарастали и даже начали забивать однотонный, ставший уже привычным, шум волн. Тогда Григорьев попытался поднять голову, но это ему не удалось. Сил оторвать голову от доски уже не было.
Звук работающего мотора все нарастал и нарастал, а вскоре он услышал чей-то голос, кричавший: «Эй! На доске! Кончай ночевать! Подплывай к борту!»
С огромным усилием Григорьев всё-таки оторвал голову от доски и увидел совсем близко от себя крутой борт корабля. Какой это корабль — ему было всё равно. Кажется, ему бросили конец, но у матроса уже не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Он не помнил, сколько ещё прошло времени, когда чьи-то руки оторвали его от доски-спасительницы и втянули на маленькую шлюпку — «тузик». Он лежал на дне «тузика», дрожа, кашляя и стуча зубами. Его нисколько, не интересовало, кто эти люди и откуда. Но он автоматически фиксировал русскую речь и понимал, что находится среди своих.
Потом он смутно ощутил, что его поднимают на борт, кто-то протянул ему кружку, резкий запах спирта ударил в нос. Он сделал над собой очередное усилие, открыл рот и ничего не почувствовал кроме тепла, которое неожиданно разлилось по всему телу. И потерял сознание.
07:25
Матрос Иннокентий Дубровский также не помнил, сколько прошло времени после того, как он, барахтаясь в мазуте, проводил последним взглядом уходящую в воду почти вертикально корму эскадренного миноносца «Калинин». Он даже толком не знал, когда точно это произошло. Было уже совсем темно, но начинающаяся с «нуля» вахта ещё не заступала. Значит, эсминец утонул где-то около полуночи.