Бальзаковские женщины. Возраст любви
Шрифт:
В 1844 году, составляя каталог, включающий написанное и то, что еще предстояло написать, Бальзак, кроме 97 произведений, назвал еще 56. А после смерти писателя, изучая его архив, французский ученый Ш. де Ловенжуль опубликовал названия еще 53 романов, к которым следовало бы прибавить более сотни набросков, существующих в виде заметок.
Французский бальзаковед М. Бардеш замечает:
«Подумать только, сколько в воображении Бальзака кишит названий, сколько персонажей, вырастающих, словно грибы, сколько сюжетов, — право, тут есть что-то от плодовитости и расточительности самой природы».
Многотомной эпопеи, подобной Бальзаковской «Человеческой комедии», мировая литература еще не знала. Это понимал и сам Бальзак:
«Запасшись основательным терпением и мужеством, я, быть может, доведу до конца книгу о Франции девятнадцатого века, книгу, на отсутствие которой мы все сетуем и какой, к сожалению, не оставили нам о своей цивилизации ни Рим, ни Афины, ни Тир, ни Мемфис, ни Персия, ни Индия».
Автор статьи о Бальзаке Е. Петрова пишет:
«Автор „Человеческой комедии“ действительно подобен демиургу, творящему свой собственный поэтический мир, соперничая с самой природой. И поскольку этот мир, подобно природе, обладает способностью (практически беспредельной) к саморазвитию, „Человеческая комедия“ не была бы закончена, проживи Бальзак еще хоть целый век».
Произведения Бальзака этого периода поражают не только своим количеством, но и жанровым разнообразием. Кто бы мог предположить, что автор, например, серьезной повести «Поиски Абсолюта», в которой говорилось о поисках философского камня, в жертву которым химик-маньяк готов был принести свое собственное счастье и счастье своей семьи, может быть и автором разгульных, почти скабрезных «Озорных рассказов», написанных в духе Франсуа Рабле?
Кстати сказать, первый десяток «Озорных рассказов» был выпущен в свет издателем Шарлем Госленом в апреле 1832 года. Критика встретила их враждебно. Газета «Ревю де Дё Монд», в частности, написала:
«Забавны ли „Озорные рассказы“? Говоря по правде, нет. Они непристойны, но даже не исполнены сладострастия».
Подобное можно объяснить только одним: попыткой Бальзака испытать самого себя, желанием увидеть, существует ли предел его фантазии.
Похоже, у Бальзака этого предела не существовало.
Произведения выходили из-под его пера одно за другим, в них он отражал все стороны человеческой жизни, выводил бесконечную вереницу самых разнообразных типов. В этом он был как рабочий у конвейера. Он не ждал вдохновения (он просто не мог себе этого позволить), а работал по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки, садясь за стол после полуночи и почти не оставляя пера до шести часов следующего вечера, прерывая работу только для принятия ванны, завтрака, а особенно для кофе, которым он поддерживал в себе энергию.
Реализация невиданного дотоле замысла потребовала огромного количества персонажей. Их в «Человеческой комедии» более двух тысяч.
Многие из них стали нарицательными, обозначая те или иные стороны человеческой натуры. Вот уже почти два столетия при слове «Гобсек» сразу приходит на ум аналогия — ростовщик, человек-автомат, само олицетворение золота; при слове «Растиньяк» — человек, делающий карьеру ценой своей нравственной гибели; при слове «Гранде» — гений наживы, превративший спекуляцию в искусство, отрекшийся ради этого от всех радостей жизни и лишивший счастья всех своих близких; при слове «Горио» — славный человек, лишивший себя всего ради дочерей и умирающий как собака.
Эти имена-символы нетленны, они окружают нас и сейчас, ведь люди-то нисколько не изменились.
Неутомимый фантазер Бальзак осуществил реформу литературного стиля. Созданный им принципиально новый стиль отличен от просветительского и романтического. Главная суть его реформы — в использовании всех богатств общенационального языка. Многими из современников эта суть была либо не понята, либо не принята. Ссылаясь на многословие, шероховатость, «вульгарную патетику» Бальзака, они упрекали его за «дурной стиль», в котором будто бы сказалось его «страшное бессилие» как художника. Однако уже в ту пору раздавались голоса и в защиту языкового новаторства Бальзака.
Поэт и литературный критик Теофиль Готье, например, пишет:
«Бальзак был вынужден выковывать для своих нужд особый язык, в который вошли все виды технологии, все виды арго, науки, искусства, закулисной жизни. Вот почему поверхностные критики заговорили о том, что Бальзак не умеет писать, тогда как у него… свой стиль, превосходный, фатально и математически соответствующий его идее».
А еще Бальзак был очень отважным человеком. Вот, например, повесть «Луи Ламбер». Сам писатель искренне считал ее своим шедевром. Но как же тяжело она ему давалась! Несколько раз он переделывал эту книгу, постоянно что-то добавляя и переписывая. Мадам де Берни, которой он послал первый вариант этого произведения, с тревогой вернула ему рукопись:
«Боюсь, что ты взялся за дело, которое невозможно осуществить».
Оказалось, что возможно, ибо нечеловеческий гений, которым писатель наделил своего Луи Ламбера, не был ли он сродни его собственному гению?
А потом будут еще романы «Кузен Понс» и «Кузина Бетта», пьеса «Мачеха», десятки рассказов, очерков и статей. Будут закончены знаменитые «Утраченные иллюзии» и «Блеск и нищета куртизанок». Пройдет каких-то несколько лет, и вся Франция — да что там Франция, вся Европа! — будет читать Бальзака.
Бальзак вступил в Общество литераторов, а в 1839 году стал его президентом. Бальзак блистал в салонах мадам Гамелен, мадам Виржини Ансело, барона Франсуа Жерара. В читальных залах нетерпеливо ждали его новых книг. Издатели буквально охотились за ним.
Бальзак много бывал в свете, он подружился с известным щеголем, романистом Эженом Сю, и с любовницей этого денди, Олимпией Пелиссье, умной и красивой куртизанкой; в ее салоне бывали пэр Франции герцог Эдуард де Фиц-Джеймс (он состоял в родстве с династией Стюартов, а частица «Фиц» перед его фамилией означала, что ее обладатель — незаконнорожденный потомок члена королевского дома), герцог Амадей де Дюрас, художник Орас Верне, композитор Россини. Оноре любил это остроумное общество и блистал в нем. Он встречал этих людей в «Кафе де Пари», у Тортони, в «Турецком кафе».
Бальзак получил доступ в «хорошее общество». Бальзак ездил в Женеву, в Вену, в Италию, на Корсику.
И когда только он все это успевал?
Ответ на этот вопрос попытался дать А. Труайя:
«Суматошная, бурная жизнь Бальзака, словно пружина, после мгновений немыслимого напряжения требовала ослабления, чтобы вновь вернуться к работе. Иногда он не мог думать ни о чем, кроме своего творчества, потом, не задумываясь, тратил время на визиты, спектакли, ужины, светские рауты. Любовь к жизни, жизненная энергия мешали ему сосредоточиться на одной какой-то деятельности, женщине, книге».