Бар на окраине
Шрифт:
В кабинете Иван Ильич выдал мне пятьдесят семь тысяч. В другое время я подпрыгнула бы от радости и расцеловала его в обе щеки, но сейчас, даже не пересчитав, сунула деньги в карман халата и коротко спросила:
— Где расписаться?
Директор остался неудовлетворен впечатлением, которое произвела на меня выданная сумма, и подозрительный огонек зажегся в глубине его зрачков.
— У тебя что-то случилось? Или ты недовольна праздничной премией?
Я постаралась собрать в кулак все свое мужество и изо всех сил скрыть жестокое разочарование.
— Нет,
Благодарность все равно вышла вялая, как вяленая дыня.
Иван Ильич пристально посмотрел на меня.
И, как тогда, во сне, его лицо вдруг каким-то образом оказалось прямо перед моим, и черные глаза, расширившись, будто на короткое время проглотили меня. В это мгновение стало темно и душно, пространство заполнил отвратительный запах человеческого нутра, и я вдруг увидела, что непонятным образом очутилась посреди уходящих вдаль двух коридоров темно-алого цвета, в которых пульсировали стены, пол и потолок. Это напомнило мне страшный аттракцион для взрослых — «Черная невесомость». Но не успела я как следует испугаться, как услышала где-то внутри аттракциона голос, растущий прямо из стен, потолка и пола и обжигающий мое тело внутри этих пульсирующих алых коридоров:
— Иди. И позови Полину, если она свободна.
Голосовое пламя погасло, вспыхнул свет, и я увидела, что, шатаясь, стою перед столом директора.
Тошнотворный запах исчез, но меня по-прежнему мутило.
— С тобой все в порядке? — спросил Иван Ильич своим обычным голосом.
И глаза были добрыми и понимающими…
— Да… — ответила я, чувствуя, что до двери мне не дойти.
«Самарканд и Бухара»… — мелькнула мысль. Я перевела взгляд на выход… Как же я выйду отсюда?!
Вместо устойчивого пола передо мной лежала кривая тропа. Она вилась зигзагом посреди бездонной пропасти, а вдалеке темнела богатая, обитая кожей дверь кабинета.
— Тогда иди работай, — в голосе директора прозвучало скрытое нетерпение.
Глубоко вдохнув, я сделала шаг к двери по этому узкому зигзагу и почувствовала, что вся пропиталась смрадным запахом. В следующее мгновение удушающая дурнота объяла мои внутренности, они поднялись волной и рванулись наружу, и, чтобы не разразиться рвотой, я резко согнулась пополам и закашлялась.
Иван Ильич взволнованно вскочил со стула.
— Воды?.. — участливо спросил он.
Я не успела ответить, потому что рухнула как подкошенная прямо в стройный ряд стульев, стоящий возле длинного стола.
И услышала удаляющийся топот слоновьих ног, звук распахиваемой двери и громовой крик:
— ТАНЯ!
Медленно я возвела вверх слабеющие глаза и увидела над собой внутреннюю часть директорского стола с маленьким углублением.
А в центре углубления вновь посверкивал золотой ключик!
— Сюда, сюда! — раздался из коридора суетливый голос директора.
Я приподнялась с пола и быстро огляделась. В кабинете никого не было. Дрожа от страха
Быстро сунув ключик в карман, я снова улеглась на пол, и тут же в кабинет вошел Иван Ильич, а за ним широким шагом шла громила Таня. Я вновь приподнялась, поправляя задравшийся халат, и короткими глотками выпила солоноватую воду из стакана, заботливо протянутого официанткой.
Ухо уловило еле слышный звук катящегося по полу предмета. Я незаметно покосилась на пол, но ничего не увидела.
Вдвоем с директором Таня помогла мне подняться. Я повела глазами туда-сюда. Наваждение исчезло. Ни зигзага тропы, ни глазных коридоров.
Ни запаха.
— Тебе лучше? — спросила Таня.
— Намного, — призналась я.
Передо мной оказалось ее лицо — круглое, как блин, большие встревоженные глаза и крупные губы.
Едва прозвучал мой ответ, эти губы тут же расплылись в улыбке.
— Иди поспи.
Танино простоватое лицо показалось мне ангельским ликом.
«Завтра бусы надену», — благодарно решила я, все более убеждаясь, что она и есть человек.
Опираясь на руку Тани, окончательно утвержденной на роль человека, я прошествовала в коридор.
Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в этот момент в душе. И неуловимое, но неприятное ощущение…
Уже когда-то испытанное, но по-прежнему не разгаданное мною.
— Отдыхай! — ласково произнесла Таня, доведя меня до подсобки, и исчезла.
Одурь как рукой сняло. Я вновь чувствовала себя бодро и свежо. Спохватившись, сунула руку в карман — деньги лежали на месте.
Что это было? Неужели все-таки «Самарканд и Бухара»?..
Или все происходит на самом деле?
Мне очень хотелось понять — действие ли это напитка, или я действительно прогулялась внутри глаз Ивана Ильича, а в его кабинете наяву разверзлась глубокая пропасть?..
Чуть живая от волнения, я накинула полушубок и вышла на улицу. Вынула сигареты, затянулась, и горький дым заполнил легкие.
До Рождества осталось два дня.
Мне вспомнился заштопанный локоть Аркадия и его жуткий, монотонный голос.
Есть ли ты после Рождества?..
Я невесело усмехнулась.
Даже если я буду после Рождества, похоже, что еще до Рождества я сойду с ума.
Внезапно я вспомнила, что Иван Ильич просил позвать Полину.
Хотя, наверно, ее уже позвал кто-нибудь другой. Я опять усмехнулась — ну и доставляю я хлопот этим таким оборотням — то на вечеринке постоянно падала от преображений дворника, теперь опять свалилась прямо под стол…
Как тогда у Дашки.
Кстати, тогда тоже перед этим был выпит чертов коктейль «Самарканд и Бухара».
Перед глазами возникло доброжелательное лицо Вовки.