Бар на окраине
Шрифт:
…Правдой или неправдой?..
В этот момент за спиной что-то вспыхнуло, я обернулась и увидела, что елка погасла — видимо, перегорела старая гирлянда.
Я вздохнула и вновь посмотрела в зеркало. Сделав титаническое усилие, улыбнулась и подмигнула отражению.
Потом бесшумно отворила дверь и выскользнула в темный подъезд. Вызвала лифт и стала отстраненно слушать, как он, скрипя, ползет откуда-то снизу, словно из подземелья.
А потом он поглотил меня и потащил вниз, где уже
«Все будет хорошо, — шептала я, тыча кулаком в варежке в дверь подъезда и выходя навстречу колючему резкому ветру, — все будет хорошо…»
И нервная дрожь сотрясла, наконец, источенное страхом и неизвестностью тело, так, что все мои клеточки на мгновение рассыпались и тут же вновь собрались в стройном порядке.
Все еще дрожа, я села в такси и стала смотреть, как подъезд мой уплывает все дальше и дальше, и вот он уже не виден; а вот не виден и угол моего дома, за который мы завернули, и «Детский мир» уменьшается и исчезает в темноте… Вот замелькали за окном аллеи ночных фонарей, промелькнул ярко освещенный фасад филармонии… А теперь и он исчез, и огнями светят лишь окна дальних домов…
Но вот и они остались позади, в машине стало холоднее, за окном сгустилась темень, показались первые деревья, потом они стали толпиться гуще и гуще, и, наконец, по краям дороги вырос лес.
Такси остановилось.
Дверь распахнулась, и я вышла на обочину.
Совсем как тогда, в первый раз.
Быстрая белая машина умчалась, а я закурила, глядя на низко висящую голубоватую луну.
Осталось две ночи.
Сегодня и завтра.
… — Привет, мой золотой! Что-то ты бледненькая! Снова не выспалась? Ну потерпи, осталось всего ничего, скоро отдохнешь! — Лилька ласково обняла меня и, едва не обрызгав кофе, потащила в каморку под лестницей.
— Вчера ты нас опять здорово перепугала. Ну что тебя тревожит, скажи? Может, заболела?..
Лилька посмотрела на меня с трогательной заботой, губки ее траурно сжались, и лицо певицы стало похоже на личико маленького фарфорового ангела, стоящего на полке у меня дома. Ангел был старинный, как и большинство вещей в квартире бабушки.
Я вдруг почувствовала к Лильке странное доверие.
…правду скажет тот, кому доверяешь…
«Молчи!» — приказала я себе, но неведомая сила разжала мне рот и вытащила оттуда два слова:
— Сны тревожные…
Я собиралась еще что-то добавить, поддаваясь ее дружеской нежности.
Но тут в ледяных глазах ее что-то мелькнуло, и черты ангела чуть исказились. Словно в калейдоскопе рассыпались цветные стеклышки, составляющие какую-то фигуру, и из тех же стеклышек мгновенно собралась другая — очень похожая, но уже совсем не та.
Теперь Лилька напомнила мне другую бабушкину фигурку — хитрую лису из папье-маше, стоявшую на той же полке.
Хотя в лице ее почти ничего не изменилось.
Почти ничего.
Лишь откуда-то повеяло холодом — легким, чуть заметным, но он мгновенно выстудил ангельскую теплоту.
А
Как она могла быть в этом лице, в этих прищурившихся глазах, откуда струится теперь леденящий холод?..
— Это тебе, — раздался приветливый тенор, я обернулась и увидела Вовку с чашкой кофе. Рукава его белой рубашки были закатаны до локтей.
Он загородил собой певицу, и взгляд его оказавшихся очень близко карих глаз полоснул по сердцу, словно ножом. В нем не было ни тепла, ни холода, а была словно какая-то немая информация. Как будто губами он говорил одно, а глазами совсем другое. И это другое, сказанное глазами, и было тем настоящим его вопросом и предложением.
Впрочем, как всегда.
Почему же он ничего не сказал мне, когда я дважды давала ему такую возможность?..
Потому что это блеф. Ему нечего мне сказать.
Я приняла кофе из его рук, чувствуя, как накаляется атмосфера и растет напряжение.
Осталось две ночи.
И все об этом знают. И эти двое, что стоят сейчас рядом со мной и дружелюбно болтая, пьют кофе, тоже об этом знают.
По крайней мере, один из них — точно.
Вовка тем временем достал две сигареты, одну предложил мне.
— У меня свои есть, — не очень любезно отстранила я его протянутую руку.
Сунула ладонь в карман халата и наткнулась на ключ.
И резко вытащила ее обратно, будто ключ меня ужалил.
Сон…
…А почему же я вчера не осмотрела лестницу наяву?.. Ведь я собиралась. И должна была полезть на нее, как только…
Черт, не понимаю… Не помню…
… — Не волнуйся, Лидия Никитична вчера все вымыла — и зал, и кухню. И Полина ей помогала, — произнесла Лилька, странно глянув на мой карман.
Лидия Никитична… Полина…
— …Нет, нет, Арина. Ты все же приляг, отдохни. Мы с Полинкой все уберем.
— Да я…
— А когда-нибудь и ты нас выручишь…
И все сразу вспомнилось — как Полина с тетей Лидой по настоянию директора уложили меня на тахту, а в шесть утра отправили домой, пообещав убрать зал и кухню.
И, выходит, сдержали свое обещание.
— Тетя Лида — просто душа и сердце коллектива! — сообщила Лилька.
Я вздохнула, понимая, что повариха, кажется, снова автоматически внесена в мой список, из которого была незаслуженно вычеркнута, и в котором к сегодняшней ночи должны были остаться только двое.
«А календарь в кухне совершенно нормальный, — уверенно поддержал мое решение вернуть в список Лидию Никитичну внутренний голос, — и против кухарки у тебя нет больше ничего. Это же не Вовка, у которого нож в кармане, и…»
— Пей кофе, — руки коснулся открытый локоть Вовки, и я едва удержалась от вскрика. Мне показалось, что он перебил внутренний голос, услышав то, что тот мне шептал.
Может быть, слишком громко…
Чтобы успокоиться, я глотнула раскаленную жидкость, по вкусу напоминающую разведенную водой горькую золу. Не слушая, о чем говорят певица и бармен, я подумала, а доверяю ли я тете Лиде?..