Бар на окраине
Шрифт:
С размаху всадив швабру в ведро, я резко вытащила ее, разбрызгав при этом воду чуть ли не до потолка, и начала мыть пол. Больше убрать я уже ничего не успею.
ГЛАВА 52
Выйдя из кабинета, я покосилась на крутые винтовые ступени. А вдруг тень спустилась оттуда?.. Вдруг она там обитает?..
Мгновенно припомнилось белое платье на стуле. Почему оно там?
Надо сегодня же осмотреть лестницу. Может, там нет ни зеркала, ни платья?..
Но там есть выход на
Нет?.. Или я его просто не знаю?..
Сменив воду, я принялась за подсобки. Их было пять. И ни в одной из них не было ни окон, ни дверей, кроме одного маленького окошка в комнатке под лестницей.
И оно находилось под самым потолком.
Вымыв ее последней, я вынула сигареты, закурила и задумалась.
Другого выхода нет.
Но выход… выход…
Выбежать на улицу — еще не означает спасения. Что я буду делать дальше?..
Мне надо будет вообще исчезнуть. Скрыться из этого проклятого места. А как?
«Сергей», — подумала я.
Другого варианта спасения не было.
Я опять задумалась.
На лестнице, которая ведет к выходу, так темно, что без фонаря даже ладони своей не различить. Это очень хорошо. Надо обуть бесшумные туфли… у меня есть такие, они похожи на чешки и плотно облегают стопу.
И в рождественскую ночь необходимо все время держаться поблизости этой спасительной лестницы, как угодно, под любым предлогом не упускать ее из поля зрения.
А когда начнется ритуал, на миг отвлечь от себя внимание и, оставшись незамеченной, скользнуть вверх по лестнице к заветной двери, выскочить на улицу, а там будет ждать Сергей…
Вот и все.
План казался совсем несложным. Для его осуществления не хватало только одного звена.
Второго человека, который, похоже, ни о чем не догадывается.
«Нет, нет, тут все чисто, эта наша фигура точно ни сном, ни духом…»
Я сжала губы. Это плохо. Фигура ни о чем не подозревает, не ищет меня и не подаст никакого знака. На ее помощь рассчитывать не приходится…
Несмотря на свой зарок не пробовать больше ни коктейлей, ни виски, в данный момент я чувствовала сильную потребность выпить чего-нибудь.
Поколебавшись с полминуты, я сняла халат, оставшись в юбке и короткой белой рубашке, и собиралась уже выйти в зал, когда за дверью каморки раздался слоновий топот, и через секунду на пороге появилась Таня.
— Здравствуй! — произнесла она, улыбнувшись. — Ой, подарок мой надела? Как тебе идут эти бусы!
Я перебрала их руками.
— Спасибо.
— Там один господин перевернул блюдо с рыбным филе. Займись, пожалуйста!
Таня вышла так, что содрогнулась банка из-под сельди, стоящая на стуле.
«Шепталась по наши души точно не она, — подумала я. — Она передвигается так, что стены шатаются, а те шаги были быстрыми и легкими…»
Очень похожими на Лилькины.
Или Полинины — та ходит неслышно и плавно, как ветер, только черпая воздух подолом широкой юбки…
Я вновь надела халат,
Ну что ж, следует констатировать, что все в сборе: у окна с рыбами — мужик в армяке, он же кабан и аккомпаниатор Насти, в центре — дама в платье до пола и с высокой прической, уложенной в стиле начала девятнадцатого века, похожая на княжну, прибывшую на бал, с нею господин в кафтане… Знакомые все лица.
Нет только тех двоих, что любят запеченную форель и салат со шпинатом.
За стойкой крутится Вовка, на сцене, взбив волосы, поет Лилька.
Посередине зала лежит опрокинутое блюдо. Куски филе разбросаны по всему ряду. Я начала орудовать веником и совком, шустро собрала с пола почти все, и уже потянулась за последним, отлетевшим достаточно далеко, к столику у окна, где тянул пиво «Holstein» аккомпаниатор в армяке. Но в этот момент он вдруг приподнялся, одернул армяк и вышел из-за столика. Я, расширяя глаза, проследила за его движениями и увидела, что нога в музейного вида сапоге вот-вот ступит на крупную жирную часть рыбины.
И она тотчас же это сделала. Ноги кряжистого мужика разъехались, и он, хрюкнув точь-в-точь как кабан, растянулся на полу.
Я, всплеснув руками, бросилась его поднимать, но он, пытаясь встать, нелепо раскинул руки и задел меня по лицу. Я отскочила назад. Из-за соседних столиков вышли еще два мужика. Господин в кафтане, не захотев мараться, не кинулся на подмогу, а лишь приобнял свою княжну, некрасиво разинувшую рот. Мужики приподняли аккомпаниатора и повели обратно к его столику. Он шел, хрипя и волоча за собой ногу. Я проводила его взглядом, протерла тряпкой то место, где он только что лежал, сняла халат и устало опустилась за последний незанятый столик. На меня в этот момент никто не смотрел, все наблюдали, как, пытаясь расположить раненую ногу то так, то сяк, добросердечные мужики усаживают пострадавшего.
Мимо сгрудившихся клиентов вдруг протиснулся Вовка с бокалом «Самарканда и Бухары» и быстро прошел к моему столику. Поставив напиток прямо передо мной, он повернул ко мне голову — прядь волос упала на щеку. Я подняла на него глаза, и наши взгляды встретились. Легкое тепло волнения опалило сердце. Я хотела улыбнуться, но не смогла изобразить на лице даже подобия улыбки. Он смотрел отчего-то тревожно — тревога эта даже сделала карий цвет его глаз чуть темнее — и я уже собиралась произнести что-нибудь, чтобы он ничего не заподозрил, как вдруг красивые губы его разжались, и он тихо сказал:
— Я друг тебе.
Глаза мои начали округляться, но бармен быстрым движением придвинул бокал поближе, опять коснувшись меня локтем, теперь уже облаченным в белоснежный рукав, и тут же развернулся и пошел назад к стойке. Все это — его приход, угощение и странная короткая фраза — заняло всего несколько секунд. Мужика в армяке едва-едва успели усадить на стул и разойтись по своим местам двое отзывчивых клиентов-мертвецов.
Я пригубила коктейль.
Он друг мне.
Не это ли имел в виду гороскоп?