Барбаросса
Шрифт:
Галиот приближался. Пираты смеялись и балагурили. Это были в основном не абордажные рубаки, а артиллеристы. Им было велено привести укрепления в порядок после ночных взрывов. Харудж хотел, чтобы его город ни на один день не оставался без охраны.
Испанцы с истерической скоростью исполняли приказания своего лейтенанта, у них не было времени задать себе вопрос, за каким дьяволом они притащились на этот остров, когда можно было бы тихо и безопасно отсиживаться в кустах.
Галиот приближался. Можно было услышать доносившиеся с его борта приветственные крики.
Громогласным
Лейтенант целился сам.
В галиот он не попал. Но получилось намного лучше, чем если бы попадание состоялось.
Тяжелое стофунтовое ядро угодило в торчащий из воды известняковый выступ и превратило его в сноп острых каменных осколков, причем сноп этот хлестанул точно по палубе безмятежно плывущего мимо судна. На палубе, разумеется, сделался ад. Кровища, вопли и прочие кромешные радости. Те, кто остался цел, бросались в воду и плыли в разные стороны, спасая израненные жизни. Когда их впоследствии расспрашивали, все они в один голос утверждали, что галиот взорвался.
В момент, когда раздался первый и единственный выстрел пеньонского форта в этой скоротечной военной кампании, несчастное судно находилось в каких-то двухстах фугах от острова.
Лейтенант принял мгновенное решение. Выхватив шпагу, он крикнул:
– За мной!
И бросился в воду.
На мгновение подчиненные решили, что начальник рехнулся, мыслимое ли дело атаковать водную гладь залива. Но потом сообразили, что он решил взять на абордаж почти покинутое экипажем судно.
Решительность принесла свои результаты. Пока люди Харуджа на берегу соображали что к чему, пока они догадались, что их галиот захвачен врагами, пока они снарядили погоню, лейтенант де Варгас был уже далеко.
Победа эта доставила ему определенную славу, но не принесла никакого удовлетворения. Ему было обидно, что столько изобретательности, столько усилий, столько воли пришлось проявить всего лишь для того, чтобы спастись бегством от тех, кого он мечтал победить.
Именно об этой великолепной, но одновременно позорной истории думал он, стоя перед алтарем в церкви своего родного города Вуэлло рука об руку с красавицей Летисией. Он женился по страстной любви, но одновременно он женился и с горя.
Не парадокс ли это?..
Дело в том, что, прибыв после всех своих невероятных странствий и приключений в Мадрид, он составил подробный доклад о тех событиях, участником которых сделала его военная судьба. Кроме того, он изложил в сей записке интересный план возвращения мятежного Алжира под власть его католического величества.
Блеск этого отчета и разумность и продуманность аргументов лейтенантского плана пошли, разумеется, во вред Мартину де Варгасу. В коридорах королевского дворца и военного министерства он сделался посмешищем. Считалось хорошим тоном хохотать при упоминании «плана господина лейтенанта».
Особенно неприятным в этой истории было то, что начало травле положил сам Педро Наварро – герой всех последних магрибских войн, генерал, чей авторитет был непререкаем. Пробежав пергамент, составленный Мартином
До лейтенанта дошло эхо смешков, пару раз, когда ему пытались выразить свое недоверие открыто, он вызывал обидчиков на дуэль, обоих покалечил, но изменить военно-общественное мнение в свою пользу не сумел.
Когда очередной начальник отказался принять его план возвращения Алжира всерьез, он вспылил, подал в отставку и убыл на родину, в небольшой гранадский городок Вуэлло, где его отец занимал должность алькальда.
И вот свадьба.
Летисия Аравело, милая, черноглазая, очаровательно скуластая девушка, была дочерью местного землевладельца и поставщика винограда на все окрестные рынки. С молодым офицером она была обручена еще в детстве. Говоря честно, она, зная нрав своего суженого, всерьез не рассчитывала на этот брак. Летисия ждала не Мартина, а известия о его гибели. Могло случиться и хуже, он мог вернуться изувеченным, калекой или пропасть навсегда без вести. В этом случае ей предстояло до конца дней оставаться сиделкой или старой девой.
Но, благодарение святой Бригитте, повезло.
Вот он стоит рядом, высокий, красивый, целый и, главное, уже не военный!
Но почему-то в глазах его туман непонятной печали! Это пройдет, это пройдет, Мартин де Варгас!
Все будет хорошо.
Отставной лейтенант в этот момент думал не о невесте, постепенно становящейся его женой, не об отце, не о доме, не о будущей мирной жизни, он вспоминал свой последний разговор в Мадриде перед отъездом в Вуэлло. Его вызвал к себе сам кардинал Хименес де Сиснерос, фактический управитель делами королевства при молодом, еще не оперившемся монархе.
Кардинал вел себя странно. Выслушав подробный, уже навязший в зубах у лейтенанта, сделавшийся ненавистным рассказ о событиях того рокового дня, когда шейх Алжира совершил свое черное предательство, он не стал недоверчиво хмыкать и кривить щеку в ухмылке.
Кардинал остался серьезен, это первое, что поразило тогда лейтенанта.
Второе, что запомнилось,– это особый интерес к судьбе генерала де Тобареса. Он просил вспомнить все приказы, которые отдавал генерал в тот день, он подробно расспрашивал о том, как он, Мартин де Варгас, истолковывал для себя эти приказы. Он снизошел даже до того, что предложил лейтенанту высказать свое мнение о причинах случившегося.
Выслушал опять-таки самым внимательным образом.
Единственное, о чем говорить не стал, так это о планах возвращения Алжира. Начал, правда, слушать, но тут же стал зевать от скуки.
Ему было неинтересно, каким образом Мартин де Варгас предлагает вернуть город. Более того, могло показаться, что его вообще мало волнует, будет когда-нибудь этот несчастный Алжир возвращен или нет.
И ничего не сказал напоследок.
Ни слова.
Пришлось ехать в Вуэлло.
Пришлось жениться.