Барбаросса
Шрифт:
– Это правильно,– почти надменно произнес лейтенант.
– Но ведь необходимость войны не исчерпывается одной лишь возможностью одержать победу.
– Извините, святой отец, но вы опять выражаетесь слишком сложно.
– Могу проще. Ведь вы не станете убивать всякого человека, которого можете убить?
– Видит Бог, нет.
– Так почему же вы считаете, что с Харуджем надо воевать всенепременно и как можно скорее?
Мартин де Варгас задумался, но не ответил. Он не
– Ведь среди ваших доводов я не услышал даже утверждения, что, победив его, мы получим какие-то особые богатства.
– Да, я не приводил таких доводов.
– Вы также не настаивали на том, что победа над пиратом, пусть даже и очень знаменитым, не принесет особой славы испанским знаменам.
Лейтенант как-то понуро покачал головой:
– Не настаивал.
Воцарилась тишина. Она казалась особенно значительной в полумраке кабинета. Треск сальных свечей выступил со второго плана на первый.
– Что же вы нам скажете, Мартин де Варгас? Почему вас так неудержимо тянет на войну с этим богопротивным созданием, этим грабителем, этим…
– Я не знаю,– почти жалобно ответил исхудавший офицер.
Отца Хавьера до такой степени восхитил его ответ, что он даже слегка подпрыгнул на своем месте, чем вызвал веселое недоумение кардинала и мрачную гримасу на лице офицера. Мартин де Варгас не любил, чтобы над ним смеялись, даже такие умные старики, как этот монах.
– Отчего вы веселитесь, святой отец?
– Я рад, что в вас не ошибся.
– Если вы решили говорить со мной загадками, то знайте, что у нас в Вуэлло это считается оскорблением.
Его преосвященство был озадачен не меньше лейтенанта, но не мог позволить еебе подать виду.
– Что же теперь со мной будет? Меня снова вернут в крепостной подвал?
– В подвал? Зачем в подвал?
– Тогда, значит, меня отпустят?
– Думаю, и это вам не грозит.
– Тогда что же? Перестаньте говорить со мной загадками.
Отец Хавьер задумчиво растирал себе пергаментные щеки и, прищурившись, рассматривал свои планы на ближайшее будущее.
– Вас не посадят и вас не отпустят, лейтенант. Вам дадут под командование галеру королевского флота и отправят осуществлять задуманный вами план.
Этим заявлением были ошарашены все.
Кардинал отвернулся, чтобы не выдать себя выпученными глазами. Мартин де Варгас выкатил свои совершенно открыто. Но овладел собой. И овладел настолько быстро, что тут же перешел к делу:
– Но, святой отец, галерой не может командовать лейтенант.
Отец Хавьер кивнул.
– Значит, будет командовать капитан.
Недавний заключенный не отставал:
– Капитан Мартин де Варгас?
– Именно
Известие о столь резкой перемене в своей судьбе не совсем обычным образом подействовало на офицера.
Он не обрадовался, не засиял от восторга. Он был просто удовлетворен, что наконец восторжествовала справедливость. Она, по его представлениям, не могла не восторжествовать.
Такая реакция явно позабавила отца Хавьера.
– Пока будут готовить галеру, я просил бы вас остаться гостем в моем доме.
– Охотно.
Человек, принимающий благодеяние как нечто само собой разумеющееся, выглядит немного комично. Странно, но на Мартина де Варгаса это правило не распространилось. Он уже был совершеннейший капитан. Капитан по всем статьям. Более того, он бы удивился, узнав, что сарацины не трепещут при одном упоминании его имени.
Явился Педро и молча предложил капитану следовать за ним. Бывший лейтенант с большим достоинством принял это предложение.
Глядя ему вслед, отец Хавьер одними губами прошептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Он произнес эти слова очень тихо, но кардинал их услышал. Вернее, прочитал их по губам монаха. Несмотря на то, что в келье был полумрак.
– Итак, святой отец, как я понял, вы отправили этого молодого кавалера в подвал.
– Нет, что вы, ваше преосвященство. Я предоставлю ему лучшие покои в этом доме.
– Надо ли мне вас понимать так, что и галеру, и капитанское звание вы обещали ему всерьез?
Старик спокойно кивнул:
–Да.
Кардинал побледнел от гнева, коснулся лба подагрическими пальцами, пытаясь себя успокоить. Монах облегчил его психологические муки:
– Ваше преосвященство, я всегда чувствую, когда вы мною недовольны, когда вас подмывает спросить у меня, а не много ли я на себя беру. Сейчас, кстати, именно такой момент.
Кардинал Хименес саркастически хмыкнул.
– Могу дать добрый совет, хотя мне, как пастырю, и не пристало советовать подобное. Не сдерживайте себя. Это вредит вашему здоровью.
– Не много ли вы на себя берете, святой отец?
– Хотелось бы уяснить, к чему относится ваше восклицание: к моему совету или к тому, как я веду дело?
– Я имел в виду и то и другое.
– Что касается первого, тут я готов извиниться, в остальном же должен заметить – я не собираюсь обращать внимание на ваши замечания. Ни в малейшей степени.
– Отчего же?
– Если я стану, отыскивая истину, думать, как вы отнесетесь к методам, которыми я ее ищу, у нас ничего не получится и все будут недовольны. Вам что, в конце концов, нужно: мое почтение к вам или истина – назовем ее так?