Барбаросса
Шрифт:
О. X. Что ты имеешь в виду под интересными болезнями?
К. М. То же, что и все остальные.
О. X. А именно?
К. М. Болезни, порождаемые любовью, войной и злоупотреблениями.
О. X. Ты высказал свои мысли отцу?
К. М. Нет, тогда у меня не было никаких особенных мыслей. Я ничего не высказывал, а только выказывал полное пренебрежение к однообразной возне, которой он был занят.
О. X. Вряд ли это могло ему понравиться.
К. М. Вы как в воду глядите.
О. X. И что же, он выгнал тебя из дому?
К.
О. X. Куда же?
К. М. В хлебную лавку.
О. X. У тебя открылась торговая жилка?
К. М. Не знаю, как насчет жилки, а вот жила одна у меня точно открылась.
О. X. Говори проще, мне некогда раздумывать над твоими словечками.
К. М. Я был в том возрасте, когда юноша замечает, что между мужчинами и женщинами есть разница.
О. X. Ты стал волочиться за девицами?
К М. Причем с огромным успехом, что, как известно, приносит огромные неприятности.
О. X. Многие юноши в Виго начали тебя ненавидеть за успех у женщин.
К. М. Дева Мария, не думал, что священники ныне так разбираются в делах любовных.
О. X. Твой отец не одобрял твоего поведения?
К. М. На мое поведение ему было плевать. До определенного момента.
О. X. Какого именно?
К. М. Прискорбно в этом признаваться, но моя мачеха…
О. X. Говори, говори, я не смущен.
К. М. Моя мачеха решила, что тоже может воспользоваться тем, чем пользуется полгорода.
О. X. Ты откликнулся на ее зов?
К. М. Нет.
О. X. Ты испытывал сыновние чувства к ней?
К. М. Я их не испытывал даже к отцу, хотя и имел на это основания.
О. X. Что же тебя остановило?
К. М. Я не хотел трудиться дома, имея столько работы на стороне.
О. X. Что же было дальше?
К. М. То, что всегда бывает в таких ситуациях. Мачеха донесла отцу, что я к ней приставал. У него хватило глупости ей поверить. Когда к нему приходили жаловаться отцы и женихи самых симпатичных и молоденьких девушек Виго, он не верил им, а тут…
О. X. Ты говоришь с такой горечью…
К. М. Еще бы! Заподозрить, чтобы я до такой степени потерял чувство прекрасного пола…
О. X. Ты был изгнан из дома?
К. М. Наверняка так бы и было, но, если быть точным, я бежал!
О. X. Почему?
К. М. Все потому же, святой отец. Я узнал, что меня собираются убить. Последней моей пассией была дочь самого алькальда. А это был человек без воображения.
О. X. Куда ты направил свои бесчестные стопы?
К. М. Помолившись и раскинув мозгами, л решил, что лучше всего мне подошло бы оказаться в большом портовом городе. А там будет видно.
О. X. Где же ты оказался? Кстати, Виго тоже портовый город!
К. М. Но небольшой. Направился я в Малагу. Там быстро оказался на корабле, одного грека.
О. X. Ты стал гребцом на галере?
К. М. Зачем же было ради этого покидать родной дом? Я понравился купцу, и он решил,
О. X. Что случилось?
К. М. Буквально на третий день плавания на нас напали сарацины.
О. X. И ты попал в рабство?
К. М. Да. Святая Мария, что это были за дни! Я с ужасом вспоминаю о них!
О. X. С ужасом или без него, но вспоминать придется, и во всех подробностях.
К. М. Спрашивайте.
О. X. Долго ли ты оставался гребцом?
К. М. Три дня.
О. X. Именно о них ты вспоминаешь с такими причитаниями, да?
К. М. Если бы их было семь, некому бы сейчас было о них вспоминать.
О. X. Кто тебе помог освободиться от этой тяжкой доли?
К. М. Клементио Мендоса.
О. X. Опять ты за свое! Откуда там мог взяться еще один Клементио?
К. М. Говоря о нем, я имел в виду себя. Я силой своего тогда еще юного разума вырвал себя из пучины бедствия.
О. X. Как это происходило?
К. М. Я обратил внимание, что один из помощников капитана одноног. К обрубку ноги у него привязана грубо обструганная деревяшка, притом привязана неудачно и неловко. Ходил он с трудом, а вечером подолгу отмачивал ободранную до крови культю в ведре с водой…
О. X. Что ты остановился? Говори.
К. М. Я Подумал и сообразил, что смогу ему помочь. Я сказал надсмотрщику, чтобы этот важный сарацин пришел ко мне.
О. X. Он сделал, как ты хотел?
К. М. Не сразу. Сначала он прошелся плетью по моей спине. Святая Мария, что это была за боль! Впрочем, я тут присочиняю немного. Боль была не слишком сильная, гребцов было мало, и надсмотрщикам было велено не калечить людей без надобности. Я знал это.
О. X. Откуда ты мог это знать?
К. М. Такие вещи всегда и всем на корабле известны, уж не знаю, почему.
О. X. Ладно, что же ты сделал?
К. М. Я заорал так, что меня услышали на другом конце корабля. Пришагал как раз этот самый одноногий и спросил, в чем дело. Тут я ему все и выложил про его ногу и про то, что я могу с ней сделать.
О. X. Он поверил тебе?
К. М. Больные мужчины напоминают женщин – они верят всему, чему хотят поверить.
О. X. Ты действительно ему помог?
К. М. Это было не так трудно сделать, удивляюсь, как он раньше не натолкнулся на толкового человека. Я, разумеется, ему об этом не сказал. Наоборот, всячески изображал, как мне трудно.
О. Х. Ты после этого вошел к нему в доверие?
К. М. Конечно. Мое положение сделалось совсем терпимым, ведь мой хромец стал командиром галеры, Он очень ценил меня, так как я приносил ему большой доход.
О. Х. Каким образом?
К. М. Хозяин отдавал меня внаем. Жизнь пирата полна превратностей, один теряет ногу, другой руку… Слава о моих способностях распространялась быстро. Плата за мои услуги росла. Вскоре я поселился на берегу.