Барчестерские башни
Шрифт:
Развлекать гостей! Да у кого хватит самодовольства и самоуверенности утверждать, будто он способен развлечь своих гостей? Это по силам клоуну или танцовщице в коротенькой юбочке, иногда певице или певцу. Но все перечисленные — лишь исключение. Молодые люди и девицы разбиваются на парочки, повинуясь велению природы, точно птички весной, и безыскусственно развлекают друг друга. А прочие даже не пытаются.
Дамы, распахивая двери своих домов, скромно признают свою неспособность занять гостей, и полагаются больше на восковые свечи и обивку мебели. Джентльмены, по-видимому, возлагают надежду на свои белые жилеты. Ко всему этому на радость чревоугодникам добавляется шампанское и те деликатесы, которые мода еще позволяет считать съедобными. Но даже и в этом отношении свет измельчал.
Мисс Торн, однако, смело попыталась сойти с проторенного пути и сделать все, чтобы развлечь своих гостей. Увы, попытка ее увенчалась лишь скромным успехом! Они упрямо шли знакомой дорогой. Она играла им на свирели, но они не плясали. Она предлагала им простой и честный домашний пирог с изюмом, на который пошли лучшая мука, сахар и яйца, но они предпочитали скверные вафли барчестерского кондитера, замешанные на мелу, клейстере и патоке. Бедная мисс Торн! Не она первая тщетно пыталась воскресить славу прошлых дней. Если мода подсказывает леди Де Курси, что, приглашенная на завтрак к двенадцати часам, она должна приехать в три, никакое красноречие не убедит ее в преимуществах пунктуальности.
Мисс Торн льстила себя надеждой, что, пригласив друзей к двенадцати и настойчиво попросив их не опаздывать к названному часу, она сумеет усадить их за стол в два. Безрассудная женщина! А вернее — наивная женщина, не осведомленная о том, насколько ушла вперед цивилизация, пока она старела. В двенадцать часов мисс Торн еще пребывала в полном одиночестве, блистая великолепием самого нового из своих многочисленных нарядов; однако на ногах у нее были прочные ботинки, на голове простой и практичный чепец, а на плечах теплая шаль. Мисс Торн заглянула в шатер, спустилась к изгороди, несколько утешилась мыслью, что ребятишки, во всяком случае, веселятся от души, поговорила через канаву с миссис Гринакр и посетила ристалище. Там трое-четверо молодых фермеров крутили перекладину и тыкали в мешок с мукой совсем не тем способом, о котором думал изобретатель этой забавы, но жаждущих состязаться всадников не было видно ни одного. Мисс Торн взглянула на часы. Они показывали только четверть первого, а Гарри Гринакр обещал подъехать в половине первого.
Мисс Торн вернулась в гостиную непривычно торопливой походкой, ибо опасалась, что графиня уже приехала и ее некому встретить. Но спешила она напрасно: там никого не было. В половине первого она заглянула на кухню, без четверти час к ней присоединился ее брат, и тогда же прибыла первая светская гостья — доложили о миссис Клентентрем.
Впрочем, подобная формальность была излишня: голос почтенной дамы раздался в гостиной, еще когда она шла через двор, понося злосчастного извозчика, который привез ее из Барчестера. В эту минуту мисс Торн даже обрадовалась тому, что еще большая светскость остальных гостей избавила их от яростной бури негодования миссис Клентентрем.
— Ах, мисс Торн, взгляните-ка! — сказала миссис Клентентрем, едва переступив порог гостиной.— Взгляните на мой рокелор! Он испорчен, и непоправимо! Я не стала бы его надевать, если б не знала, что вы хотите, чтобы мы все были одеты по-парадному. Но так я и чувствовала! Боже, боже мой! Двадцать пять шиллингов за ярд!
Извозчичьи лошади вдруг дернули, когда миссис Клентентрем выходила из коляски, и она чуть не упала под колесо.
Миссис Клентентрем принадлежала к дням минувшим, а потому пользовалась расположением мисс Торн, хотя никакими иными достоинствами не обладала. Мисс Торн приказала горничной заняться рокелором и одолжила пострадавшей одну из лучших своих шалей.
Затем доложили о мистере Эйрбине, и он тут же был поставлен в известность о беде, приключившейся с миссис Клентентрем, и о ее намерении ничего не платить ни извозчику, ни его хозяину, хотя, добавила она, узнают они об этом только после того, как ее доставят обратно. Затем послышались громкие шорохи в чуланчике, где дамы оставляли свои мантильи и накидки, дверь распахнулась, и лакей не слишком уверенно доложил о миссис Лукелофт, двух мисс Лукелофт и мистере Огестесе Лукелофте.
Бедняга! (Мы имеем в виду лакея.) Он прекрасно знал, что миссис Лукелофт тут не место, что ее тут не ждут и совсем ей не обрадуются. Но у него не хватило духу объяснить толстой даме в декольтированном платье с короткими рукавами из атласа по восемь шиллингов за ярд, что она ошиблась дверью; он не посмел намекнуть барышням в белых бальных туфельках и длинных перчатках, что им отведено место на выгоне. И миссис Лукелофт добилась своего, прорвалась мимо стражи и проникла в крепость. Она заранее знала, что ничего приятного ее там не ждет. Но зато впредь она сможет с полным правом хвастать, что пребывала на лужайке в обществе их сквайра, мисс Торн, графиня, епископа и всей окрестной знати, пока миссис Гринакр и ей подобные бродили по парку с батраками. Миссис Лукелофт одержала большую победу, и можно было рассчитывать, что с этих пор барчестерские торговцы без колебаний будут адресовать письма ее мужу, как “Т. Лукелофту, эсквайру”.
Мужество миссис Лукелофт преодолело все препятствия, и она вплыла в уллаторнскую гостиную, исполненная торжества. Однако ее детей несколько смутил оказанный им прием. Не в характере мисс Торн было оскорблять своих гостей, но не могла она и спустить безнаказанно подобную дерзость.
— О, миссис Лукелофт, это вы? — сказала она.— А это ваши дочери и сын? Ну, мы очень рады вас видеть, но жаль, что вы так декольтированы, ведь мы столько времени проведем на воздухе. Не одолжить ли вам шали?
— Да не нужно, мисс Торн, спасибо,— ответила мать семейства.— Мы с девочками всегда гуляем в декольте.
— О, неужели? — сказала мисс Торн, содрогнувшись, но миссис Лукелофт этого даже не заметила.
— А где же Лукелофт? — спросил хозяин дома, подходя, чтобы поздороваться с женой своего арендатора. Каковы бы ни были грехи этого семейства, арендная плата вносилась исправно, и потому он не хотел их обижать.
— Голова у него разболелась, мистер Торн! Просто шагу ступить не может. А то уж в такой-то день он бы обязательно приехал,
— О! — сказала мисс Торн.— Но если он так болен, вы, конечно, предпочтете быть возле него.
— Вот уж нет, мисс Торн,— ответила миссис Лукелофт.— Это у него желчь разлилась, и тут он рядом с собой никого не терпит.
На самом же деле мистер Лукелофт был благоразумнее, а может быть, трусливее жены и не пожелал врываться в гостиную мисс Торн; а сидеть среди плебеев, когда его жена пребывала среди патрициев, он, разумеется, не мог, и потому предпочел просто не покидать “Розового куста”.
Миссис Лукелофт вскоре очутилась на кушетке, девицы на двух стульях, а мистер Огестес возле двери, где они и оставались до тех пор, пока их не усадили, всех четверых рядом, в нижнем конце обеденного стола в зале.
Вскоре прибыли Грантли — архидьякон, миссис Грантли, их две дочери, доктор Гвинн и мистер Хардинг. К несчастью, почти в тот же миг к воротам подъехала и карета доктора Стэнхоупа. Выглянув из окошка, Элинор увидела, что ее свояк помогает жене выйти из кареты, и сразу же откинулась на сиденье в надежде остаться незамеченной. Поездка оказалась ужасной: учтивость мистера Слоупа была даже еще более липкой, чем обычно, и, хотя он ничего такого как будто не сказал, Элинор вдруг заподозрила, что он имеет на нее виды. Неужели ее поведение и вправду давало основания думать, будто он ей нравится? Неужели архидьякон и мистер Эйрбин были правы, а она ошибалась? Шарлотта Стэнхоуп также следила за мистером Слоупом и пришла к выводу, что ее брату не следует терять времени, если он хочет заполучить вдову. Она с сожалением подумала, что, пожалуй, следовало бы отослать Берти в Уллаторн раньше них.