Бархатный дьявол
Шрифт:
— Для меня ничего, — хмурится Исаак. — Принеси мне чистый виски.
— Слишком женственно для тебя? — Я ударяю его. — Я возьму немного, пожалуйста. Большое спасибо.
Официант наливает мне кружку дымящегося шоколадного добра. Я делаю глубокий вдох дыма. Мое пристрастие к сладкому всегда было моей ошибкой, моей ахиллесовой пятой. И, как всегда, первый глоток заставляет меня стонать.
— Хорошо? — спрашивает Исаак со смешком на грани голоса.
— Оргазмический. Это просто
Исаак улыбается.
Я меняю свой ответ — эта улыбка может быть моей настоящей ахиллесовой пятой. Поэтому я сразу же отворачиваюсь, чтобы не втянуться.
Сладкое — это зависимость.
Исаак — одержимость.
— Каков был план? — спрашивает Исаак, продолжая нить разговора с того места, где мы остановились. — После того, как вы бы поженились?
Я тяну время, делая еще один глоток горячего шоколада. — План состоял в том, чтобы вернуться в Соединенные Штаты.
— Конечно, он бы этого хотел.
— Это не его предложение, — отвечаю я. — Это было мое. Я была полна решимости вернуться домой.
— Воссоединиться с любимой сестрой и племянниками? — он спрашивает.
Мою кожу покрывают мурашки. Вот он — момент, которого я боялась.
Я знаю, что если не упоминать Джо сейчас, то все станет очевидным позже, если и когда она все-таки станет известна. Я никак не могу доверять этому человеку настолько, чтобы разделить с ним существование Джо. Одному Богу известно, что Исаак сделал бы с этой информацией.
Но, может быть, я смогу защитить ее, рассказав ему о ней сейчас. Я могу спрятать ее на виду.
— И моя племянница, — говорю я, чувствуя, что предаю Джо.
— У тебя также есть племянница?
Я киваю. — Она красавица.
— Я уверен, что она.
— Я пропустила так много в их жизни. Я больше не хочу скучать. А Алекс…
— Максим.
— Максим, — поправляюсь. — Он поклялся, что был достаточно силен, чтобы защитить меня от угрозы Братвы. Я знаю — иронично, не так ли?
— Жизнь обычно такова.
— Знаешь, я была на грани полного ухода из программы, — сообщаю я Исааку. — Отдел собирался выпустить меня обратно в дикую природу, так сказать.
— Понятно, — медленно говорит Исаак. Его тон красноречив, но я не могу понять, почему.
— Ты не знаешь причин, по которым я делаю тот или иной выбор, так что даже не пытайся их понять, — огрызаюсь я.
Он поднимает брови. — Я не сказал ни слова.
— Но я вижу, как ты думаешь.
— Ты собираешься держать мои мысли против меня?
— Если мне придется.
Он усмехается. При этом звуке я чувствую, как волнение ползет по моему телу, прежде чем сконцентрироваться между ног. Тот факт, что мое физическое влечение к нему так
В нас двоих нет ничего простого.
У нас общая дочь, и он понятия не имеет о ней.
Он женился на мне против моей воли и держит меня в заложниках.
Его двоюродный брат — мой бывший жених, и под поверхностью кроется целая семейная вражда.
Это все так сложно, что у меня голова болит от одной мысли об этом.
И это далеко не конец.
— Ты собираешься рассказать мне, как все началось между тобой и Алек… э-э, Максим? — Я спрашиваю.
— Это началось задолго до нашего рождения, — объясняет Исаак. — С нашими отцами. Исключения делались, но вообще говоря, мантия Крестного Отца переходит от старшего сына к старшему сыну.
— Неудивительно, что ты считаешь себя королем.
Он ухмыляется. — Мой отец Виталий был младшим сыном, а дядя Яков — старшим. Так что Яков вступил во владение, когда умер мой дедушка.
Я наклоняюсь, сразу заинтригованная.
— За исключением того, что Яков не совсем подходил для роли дона. Он не был амбициозен, не был мотивирован. Он взял наследство, которое построил мой дед, и начал закладывать его даром. Он начал продавать нашим врагам и резко снижать мощность Воробьевых Братв. Он сделал нас уязвимыми. Слабыми. Мы были более уязвимы для нападения, потому что наши враги начали рассматривать нашу семью как легкую мишень. Репутация, которую мы так усердно создавали, разваливалась.
— Что-то случилось?
— У нас было много врагов за пределами Братвы. Но под руководством Якова мы тоже начали наживать врагов в своих рядах. А потом Яков начал болеть. Его диагноз был расплывчатым. Сложным. Через несколько месяцев он умер, кашляя кровью в собственной постели.
— А твой отец стал доном, — полагаю я.
— Да. Он восстановил Воробьевы братвы и восстановил нашу репутацию.
— Он был безжалостным человеком, я так понимаю? — спрашиваю я, глядя на изуродованную руку Исаака. Я не вижу шрамов под его рубашкой с длинными рукавами, но сомневаюсь, что когда-нибудь смогу их забыть.
— Он был таким, каким должен быть дон, — отвечает Исаак. — Нравится тебе это или нет, но все согласились, что это было эффективно. Все, кроме Светланы.
— Светлана?
— Вдова моего дяди. Мама Максима.
— Ох.
— После смерти Якова она забрала Максима, и они уехали из Нью-Йорка. Отец подарил им особняк в Мичигане, а также выплачивал Светлане щедрую ежемесячную стипендию. Она держалась на расстоянии, но всегда утверждала, что это мой отец убил Якова.
Я поднимаю брови. — А он?